Париж с давних пор слывет столицей европейской моды. Причуды парижских модельеров одежды известны всему миру. Однако кое в чем с ними могут поспорить и архитекторы. В начале 70-х годов в центре Парижа на месте одного из старых, обветшавших кварталов было решено построить новое сооружение — центр искусств. Этот своеобразный музейный и информационно-выставочный комплекс позднее получил имя инициатора его создания — президента Франции Жоржа Помпиду.
Интерьер Пантеона в Риме
Международный конкурс на проект необычного здания привлек несколько сот участников из многих стран мира. Это была настоящая «выставка достижений» мировой архитектуры — лучшие зодчие разных школ и разных поколений соревновались за право на строительство. В числе 25 проектов, отмеченных строгим международным жюри в качестве относительно лучших, и наш советский проект, выполненный архитекторами Ю. Платоновым, А. Корбутом и др. А победителем стал проект международного коллектива — итальянца Пиано и англичанина Роджерса.
И вот в самом сердце Парижа появилось сооружение, способное удивить даже наиболее искушенных и видавших виды ценителей архитектурной моды. Представьте себе гигантский стеклянный параллелепипед, заключенный в паутину ажурной металлической конструкции. Главный фасад по диагонали пересекает коленчатая прозрачная труба эскалатора. Другой фасад образован целым лесом труб различного диаметра, раскрашенных в яркие цвета. С этой стороны центр искусств больше похож, пожалуй, на внутренность телевизора, чем на архитектурное сооружение.
Постройка Пиано и Роджерса вызвала много споров — одни осуждали ее, другие пытались ей подражать. Как раз в это время появилось целое направление в современной архитектуре Запада — так называемый «хай-тек» (сокращенное «высокая технология»), — построенное на использовании в архитектуре элементов инженерного оборудования и конструкций, выполненных на высочайшем уровне технического качества. Своего рода эстетизация техники, передовой промышленной технологии, превращение архитектуры в продукт современного машинного производства.
С таким взглядом на архитектуру, конечно, можно поспорить. Высокий уровень технологии строительного производства действительно создает новые, не существовавшие ранее возможности архитектурной выразительности. Вспомним уходящую в небо бетонную иглу Останкинской телебашни в Москве, изящный висячий мост через Даугаву в Риге, словно высеченную в скалах плотину Нурекской гидроэлектростанции, наконец, разноцветное кружево трубопроводов Нижнекамского нефтехимического комбината... Все это очень не похоже на «обычную» архитектуру, но по-настоящему волнует и потому в чем-то меняет наше традиционное представление о красивом и некрасивом в архитектуре. Кстати, ведь и Эйфелева башня, ставшая впоследствии знаменитой, поначалу казалась уродливой. И не кому-нибудь, а самым большим знатокам искусства, лучшим писателям, художникам, архитекторам Франции (среди них были Э. Золя и Ги де Мопассан), которые выступили с публичным протестом против ее строительства. Еще не минуло столетия с той поры, а башня, построенная инженером Эйфелем, уже давно стала символом Парижа — её изображают на картинах, о ней слагают стихи.
Центр искусств имени Ж. Помпиду в Париже. Эскалаторы на фасаде
Так что техника всегда прокладывает новые дороги в восприятии мира, в художественном творчестве. Но лишь настолько, насколько она «очеловечивается», то есть осмысляется, одухотворяется самим человеком, насколько ему удается привнести в нее собственное человеческое начало, включить ее в неразрывную цепочку исторической общекультурной традиции. Без этого техника мертва и сама по себе не способна быть объектом художественного восприятия. Высокий уровень технологии еще не гарантирует высокого архитектурного качества, оно появляется там, где срабатывает мастерство архитектора, способного вдохнуть в свое произведение жизнь. И значит «хай-тек» «хай-теку» рознь и, во всяком случае, не может служить рецептом для создания современной архитектуры.
В нашу задачу, однако, не входит подробный разбор «хай-тека» и других направлений архитектурного «авангарда» — это дело специалистов — историков и теоретиков архитектуры. И пример с центром искусств имени Ж. Помпиду понадобился нам не для того, чтобы давать оценку архитектурным достоинствам этого интересного и спорного сооружения — время покажет, насколько успешно решили свою задачу Пиано и Роджерс. Зададимся другим вопросом: каким образом, за счет чего им удалось придать обыкновенному дому столь необычный облик?
Так представляют себе археологи строительство первобытного жилого дома в долине реки Иордан
Ответ может показаться парадоксальным — они сделали дом, так сказать, «прозрачным» и показали нам его истинную «начинку», его нутро. Они вывели на фасад не только конструкцию сооружения — к этому мы уже привыкли, — но и все системы, необходимые для его нормальной эксплуатации. Трубы водоснабжения и удаления отходов, воздуховоды вентиляции, разводка электрики и слабых токов — все то, что скрывается обычно в недрах здания, в толще конструкций и технических этажей, — все вдруг оказалось открытым для обозрения. Вертикальные коммуникации — эскалаторы и лифты, которыми пользуются посетители и сотрудники центра, тоже вынесены наружу и вливаются в общую симфонию труб, по которым циркулируют вода, воздух, отходы, электричество, обеспечивая нормальное функционирование здания.
Центр искусств интересен для нас тем, что он обнажает сложный процесс функционирования, не прячет его, как это обычно делается, а, напротив, выставляет напоказ. Он вынуждает нас со всей очевидностью понять, что архитектура — это не только скульптурная пластика формы (красота) и не только устойчивая конструкция (прочность), но прежде всего удобство, определенный комфорт пребывания человека (польза!).