Архитектура всегда была воплощением устойчивости. Она сохраняла себя во времени и прочно стояла на земле. Долгая история архитектуры демонстрирует ее служение двум началам — монументальности и вечности. Они тесно связаны между собой. Монументальность — устойчивость в пространстве. Вечность — устойчивость во времени.
Современная архитектура, пожалуй, впервые за всю многовековую историю зодчества, двинулась в направлении пересмотра этих традиционных установок. Современные конструкции все больше толкают ее к нейтральным структурам, не имеющим верха и низа, позволяющим архитектуре «отрываться от земли» и висеть в пространстве. Оказывается ненужной тектоника. Не только в традиционной форме (пирамида, облегчение архитектурных масс кверху), но и в любой самой парадоксальной трактовке (перевернутая пирамида, здание на опорах и т. д.). Отвергается все, что так или иначе апеллирует к чувству тяжести. Архитектура как бы стесняется того, что ей все еще приходится стоять на земле. Можно сказать, что она в некотором роде приобретает космический характер. Нейтральная метрика современного архитектурного пространства подчеркнуто демонстрирует равноправие всех составляющих его элементов, всех направлений передвижения внутри освоенного объема.
А так представляли себе современный город в начале нашего века. Не правда ли, эта мечта похожа на сегодняшнюю действительность не больше, чем изображенный на картине аэроплан на современный авиалайнер?
Конечно, идеальная структура такого типа еще не создана, но такой принцип построения архитектурного пространства, по существу, уже стал доминирующим. Многочисленные карикатуры на тему о том, что современный жилой дом можно нарезать на кусочки, как колбасу, класть на бок или переворачивать вверх ногами, в юмористической форме подтверждают, что он является частью структуры, еще не успевшей реализовать себя как единое целое. И действительно, в этой структуре нет верха и низа, поскольку конструкции первого этажа ничем не отличаются от конструкций шестнадцатого. Современный панельный дом не имеет карниза или даже его подобия не потому, что такой карниз нельзя выполнить в панельной конструкции, а потому, что он никак не обусловлен логикой стереотипной пространственной организации дома.
Современная архитектура все реже напоминает законченное, завершенное в себе целое и все чаще — фрагмент некой структуры, развивающейся вовне, далеко за пределы какого-либо отдельного объекта. Кажется, что здание можно надстроить, продлить, соединить со следующим и т. п. В некоторых случаях такое пространственное развитие здания становится не только символической, изобразительной идеей, но и реальностью строительного процесса. Промышленные цехи, университетские городки, больницы, другие объекты с павильонной структурой демонстрируют примеры такого рода. Лишенное каких-либо предпочтений, точек отсчета по вертикали и горизонтали, нейтральное пространство архитектуры будущего допускает практически неограниченную свободу трансформации внешних габаритов сооружения.
В некоторое противоречие с этой тенденцией вступают ретроспективные устремления, которые вполне определенно заявляют о себе в современной архитектуре. Интерес к архитектурным образам и стилистике прошлого не только отличает новомодные искания западных постмодернистов, но по-своему проявляется и в работах советских архитекторов. Однако это противоречие лишь кажущееся. Примеряя на себя одежды прошлого, современная архитектура не столько идет по пути действительной преемственности, сколько демонстрирует неограниченный диапазон своей гибкости, полную свободу в трактовке внешней формы, которая становится не более чем одним из способов художественной обработки нейтральной пространственной структуры. Да, архитектура снова пробует колонну. Но не потому, что колонна наилучшим образом выражает внутреннюю логику современной архитектуры. А потому, что эта логика допускает в числе прочего и колонну. Не «да здравствует колонна!», а «почему бы не колонна?». Символы тектонической архитектуры прошлого всего-навсего рекламируют возможности пространственной архитектуры будущего.
Так представлял себе город будущего Огюст Перре — один из пионеров архитектуры железобетона (1922 г.)
Трансформируются не только габариты сооружения и не только его фасады, но и внутренняя планировка, то есть сам характер его функционального использования. Еще Мис ван дер Роэ отработал прием универсального пространства, допускающего широкий диапазон внутренних трансформаций в зависимости от типа функционального использования. Можно быть уверенным, что архитектура будущего пойдет по этому пути значительно дальше. Успешное приспособление старых зданий для новых функций свидетельствует о том, что даже жестко, однозначно запроектированное для вполне определенных целей пространство классической архитектуры обладает большими резервами адаптации. Что же тогда говорить о пространстве, специально приспособленном для изменений.
Условием гибкой трансформации архитектуры, ее эффективного приспособления к различным функциональным процессам является универсальная, четко фиксированная система коммуникаций, определяющих всю пространственную структуру сооружения. И снова аналогия с городом. Здание, подобно городу, обретает свою систему транспортных и инженерных коммуникаций. Такая система фактически существует уже давно, но долгое время она оставалась невыявленной, упрятанной в стенах и перекрытиях здания. Сегодня эти подсобные, еще недавно второстепенные элементы сооружения обретают собственное структурное качество, более того, становятся структуроформирующими. Становятся объектом художественного осмысления в творчестве архитектора точно так же, как некогда им стала несущая конструкция.
Проект развития Токио на акватории залива. Архитектор К. Танге
Одним из первых вступил на этот путь американский архитектор Луис Кан. В 1957—1961 годах он построил лабораторный корпус Пенсильванского университета в Филадельфии, придав своей постройке форму куста монументальных глухих башен, соединенных прозрачными стеклянными встройками. Вертикальные шахты инженерного оборудования — это и были глухие башни-трубы — определили главный мотив романтической, необычной архитектуры этого сооружения. Чуть позже, в первой половине шестидесятых годов, тема архитектурно-художественного осмысления коммуникаций в полный голос была заявлена в проектах английской архитектурной группы «Аркигрэм». Сверхсовременные системы инженерного оборудования зданий были остроумно использованы в фантастических проектах молодых англичан в качестве главного средства художественного осмысления пространства. Они спроектировали целый город, состоящий из автономных ячеек-пространств, рассчитанных на подключение к единой инфраструктуре, обеспечивающей каждого всеми видами коммуникаций. Так и назвали его — город подключения, город-розетка. Английский архитектурный критик Райнер Бэнем писал в это время: «Если ваш дом содержит такой набор труб, вытяжных каналов, электропроводки, осветительных приборов, входных и выходных отверстий, отопительных устройств, мусоропроводов, антенн, холодильников, нагревателей, если он содержит в себе такую систему обслуживания, что ее устройства достаточно солидны, чтобы стоять без помощи дома, то зачем же сохранять дом?»
Фантазии такого рода могли бы показаться совершенно беспочвенными. Однако всякий, кто знаком с проектированием и эксплуатацией крупного современного здания наподобие Московского университета или Дворца съездов, хорошо знает, что это не так. Здание Центра искусств имени Ж. Помпиду в Париже наглядно продемонстрировало, что представляет собой система инженерно-транспортного оборудования в современном доме и какие возможности художественной интерпретации в архитектуре здания она в себе несет. Сложная система труб, воздуховодов, лифтов, эскалаторов, как уже упоминалось, не только откровенно вынесена на фасад этого необычного сооружения, но получает ярко выраженную образную трактовку, символизирует поиски нового художественного языка современной архитектуры. И не только символизирует, но уже демонстрирует его возможности. Еще одна тропинка отсюда, из настоящего, уводит в будущее. Как далеко по ней удастся уйти?
Итак, трансформирующаяся, внутренне динамичная архитектура, сооружение, меняющее свои размеры и открытое для роста во всех направлениях. Меняющее внешний облик и внутреннюю начинку. И тем не менее, даже тем более — сохраняющее жесткий, стереотипный каркас пространственной конструкции, устойчивую систему внутренних коммуникаций и сетей инженерно-технического оборудования. В пульсирующем мире непрерывно меняющейся архитектуры будущего обязательно должно быть нечто неизменное, жестко фиксированное, что позволило бы отличить динамическую организацию от банального беспорядка. Эта устойчивая, относительно неизменяемая основа — сама конструкция жизнеобеспечения и функционирования универсального пространства, система инженерно-технических коммуникаций, охватывающих это пространство и делающих его пригодным для динамичной деятельности человека. Именно здесь должны быть сконцентрированы наибольшие усилия, здесь решаются ключевые вопросы создания гибких, трансформируемых пространственных структур. Здесь главное направление прорыва современной архитектуры в будущее.