Предисловие

	Мир тебе - полевая солома, 
	Мир тебе - деревянный дом! 

Сергей Есенин

 	Струганые стены, струганый пол, 
 	струганый потолок. Шум березы над 
 	окнами. Стол, позеленелый от 
 	времени, некрашеный сундук, лавки 
 	вдоль стен. Старые давние липы 
 	да ели сошлись в эту избу и живут 
 	здесь вот уже полвека другой, 
 	тихой и замкнутой жизнью, без 
 	шелеста хвои, без гула напряженных 
 	солнечных листьев, без холодного 
 	хода по телу весеннего сладкого сока. 

Юрий Куранов. 'Память старой избы'

В этих старых избах, где чутко прислушиваешься к неясным шорохам, невольно робеешь, оставаясь в одиночестве. За полвека золотистые бревенчатые стены вобрали в себя вой зимних ветров, шум косых дождей, запахи трав и сенной дух. В июльский полдень в избах прохладно. За окнами видишь подрагивающее марево раскаленного воздуха, а здесь стоит пресноватый аромат еще волглого березового листа, да с печи тянет сушеными грибами и волшебной смесью лесных кореньев, лекарственных трав и ягод. С замиранием сердца войдешь в избу, присядешь на лавку и осторожно прислонишься спиной к стене. Вот так замри и послушай, как скрипнет половица, как кто-то будто ворохнется в сене на повети и как вдруг с клена упадет на осиновую дранку крыши лист и покатится вниз, словно он выкован из меди.

Начнется зима. Над трубами изб вьются дымы. И нет тогда ничего милей промерзшему путнику, чем отворить дверь в натопленную избу и сказать что-нибудь приветливое хозяевам с порога. Избы эти стоит слушать. Ведь деревья, срубленные в лесу для крестьянского жилья, продолжают жить в венцах срубов, храня в себе звуки леса. Не так уж давно было время, когда жизнь человека целиком определяло дерево. Русь со своими белокаменными храмами все же называлась деревянной: из дерева делался крестьянский дом, из дерева выдалбливалась детская колыбель, вырезались чашки и ложки, ладились сани, стругались доски для домовины.

Вроде бы и не так давно было то время, а кажется давним, навсегда ушедшим. Его не вернешь, как не вернешь уж никогда дней детства с их миром сказок и ребячьих восторгов. Мы были склонны в детстве оживлять окружающие нас предметы, а наши бабушки не сдерживали беспечный полет детского воображения. Тогда мы верили, что за печкой живет домовой, ибо где же еще жить старичку и прятаться вместе со сверчком от зимней стужи. В лесу ухали на свирепом морозе лешие, где-то в дальних борах затерялась избушка на курьих ножках, а здесь, в теплой избе, постреливают в печи березовые поленца да у самовара лежит ворох лучин. Наклонишься к лучинам и слышишь, как они тонко попискивают, потягиваются, словно расправляют затекшие плечи - им было, наверное, тесно в березовой чурке...

Этот мир постепенно ушел из нашей жизни и забылся сам собою. Он, может быть, и не вспомнился, если бы не склонность человека оглядываться на свое детство. Очевидно, детство является для нас, взрослых людей, тем берегом, по которому мы меряем, насколько далеко ушли вперед. Мы оглядываемся на детство, сожалеем, что не можем вернуться назад, и идем дальше навстречу еще неизведанному.

Мы немало поездили по нашей стране, видели разные хорошие города и удивительные места. На русском Севере цепенели перед шатровыми храмами, в далеком Шушенском интересом вглядывались в облик сибирских домов. Да, наша страна искони славилась зодчеством. Какие необозримые просторы для путешествий тем, кто любит, изучает отечественную архитектуру! Но как же быть, если отпуск всего лишь один раз в году? Что же делать нашим москвичам и жителям Подмосковья, если не под рукой Каргополь или прославленные Кижи?

Конечно, все знают известные усадьбы - сокровищницы русской культуры: Останкино, Кусково, Архангельское... Многие восхищаются подмосковными архитектурными ансамблями, такими, как Троице-Сергиева лавра, Иосифо-Волоколамский, Ново-Иерусалимский монастыри. Но так мало людей, знающих деревянное народное зодчество Московской области.

В чем же дело? Может быть, в Подмосковье не осталось ничего, что напоминало бы о народном искусстве? Вовсе нет. Дело, очевидно, объясняется тем, что по традиции исследователи народного жилища обращали свое внимание на северные области нашей Родины, где сохранились уникальнейшие памятники деревянного зодчества. За исследователями тянулись и туристы. Земля же Подмосковья была как бы разбита на изъезженные маршруты к известным литературным местам и к единичным памятникам каменного зодчества. Большая культура крестьянского строительства Московской области оставалась белым пятном на туристских картах, а отдельные специальные работы были уж слишком малочисленны.

Между тем в Подмосковье сохранились чрезвычайно интересные образцы народного строительного искусства, особенно ценные для нас, поскольку время и новые нужды социалистической деревни неумолимо меняют быт и облик наших сел.

Подмосковье, будучи в центре европейской части СССР, сосредоточило в себе характернейшие типы планировок селений прилегающих областей, типов крестьянских усадеб, домов, амбаров, банек - всех тех элементов и деталей, которые складываются в образы народного искусства, восхищают нас плотницким мастерством, художническим видением народных умельцев.

Еще не редкость встретить в Подмосковье резные солнца на наличниках и воротах - образец 'глухой' резьбы, древнейшего приема в украшении изб. И хотя давно уже стали реликтами ветряные мельницы, риги, курные избы, но и их могут увидеть любознательные, не пугающиеся дальних дорог туристы. И если придется вам испытать усталость дальних переходов, то это с лихвой окупится встречей с прекрасным, имя которому - народное творчество. Но прежде чем отправиться в путешествие по Подмосковью, давайте перелистаем страницы истории плотницкого искусства.

С древнейших времен Москва и прилегающие к ней земли, которые мы сейчас называем Подмосковьем, прочно были связаны с другими русскими землями. Эта связь объясняется не только их территориальной близостью и этнической общностью, но и тем, что именно Москве суждено было стать собирательницей земель русских, тем центром, вокруг которого формировалось могущественное Русское государство. Московское княжество, первоначально выделившееся как удел Владимиро-Суздальского княжества, начиная с XIV века, становится одним из сильнейших на Северо-Восточной Руси. Особенно возросла роль Москвы с получением Иваном Калитой от ордынских ханов ярлыка на великое княжение. Победа же в Куликовской битве еще более закрепила руководящее положение Московского великого княжества в русских землях.

Москва стала центром развитого ремесленничества. К ней сходились торговые пути, связывающие ее по Москве-реке, Оке и Волге с Поволжьем и Средней Азией, по сухопутным путям - с Закавказьем, Персией и Западной Европой.

В XV-XVI веках с образованием и укреплением Русского централизованного государства еще крепче становятся узы, связывающие Москву с ближайшими к ней землями. Москва была не только политическим и экономическим центром, но и средоточием культурных ценностей и оказала огромное влияние на развитие зодчества и искусства всей Руси.

В Москву для исполнения 'государевых повелений' созывались мастера из городов Руси, особенно славящихся плотницким искусством. Пришлые мастера оседали в Москве и ее окрестных городах, набирали артели и отправлялись, исполняя волю столицы, в далекие неизведанные земли: к северным морям и на сибирские реки. Каждое облюбованное ими место превращалось поначалу в небольшой, но город с неизменной величественной 'шатровой вверх' деревянной церковью, выполнявшей в то время гораздо большую роль, чем просто культовое сооружение. Чем пристальнее вглядываешься в народные постройки, тем заметнее становится некая пропорциональная зависимость возраста сруба от диаметра бревен его венцов. Чем толще бревно в венце, тем древнее изба. Да, были в Подмосковье корабельные рощи. Кое-где они остались и сейчас, но уже стали заповедными. Чтобы представить подмосковный лес, допустим, времен Куликовской битвы, побывайте на стрелке двух речушек - Пехорки и Чернявки. Там на высоком берегу над древними курганами можно увидеть эти могучие сосны. Размер деревьев удивителен! В два обхвата взрослого человека. Медно-красные стволы устремлены ввысь едва ли не на сорок метров. Их кроны, раскачиваясь в вышине, будто охраняют покой захороненных здесь древних кривичей.

Но, разумеется, не обязательно постройки древнерусских плотников рубились из такого могучего леса. Дошедшие до нас памятники плотницкого искусства XVI-XVII столетий свидетельствуют о том, что оптимальная толщина бревен колебалась от 25 до 50 сантиметров, а длина их составляла от 7 до 12 метров. Естественно, что при существовавшей строительной технике - а состояла она из самого немудрящего и в то же время сказочного и легендарного топора, набора примитивных деревообделочных инструментов: долот, оборотенок (коловоротов) - размеры бревен подбирались в зависимости от общественной значимости постройки - крестьянская изба это или княжеская хоромина, придорожная часовенка или сельская церковь.

Появление в XII веке больших пил мало изменило характер обработки дерева. Распиловочный инструмент использовался лишь в корабельном деле. А бревна для венцов вплоть до конца XIX столетия предпочитали именно рубить. При подгонке лесин торцы бревен уплотнялись от ударов топора, что служило дополнительной защитой от влаги. При распиловке же торец становится рыхлым, 'тянущим воду'.

Также следует заметить, что появление фуганков и рубанков, этих незаменимых инструментов в современном плотницком деле, относится лишь к концу XIX века. До этого полы и потолки построек собирались из пригнанных друг к другу плах - расколотых продольно пополам бревен. Когда плахи пола или потолка были пригнаны, плотник топором зачищал неровности, добиваясь почти идеальной поверхности. Потолки старинных построек, сохранившихся до наших дней, можно долго разглядывать, восхищаясь твердой рукой древнего мастера и в то же время теплотой, отсутствием машинной сухости в обработке поверхности бревен.

Потолочные балки-матицы тесались на четыре канта, превращаясь в брусы. Так же поступали со столбами крылец и галерей, но иногда и те и другие оставляли круглыми. Встречались набранные из кругляка и потолки - лишнее свидетельство того, что древнего мастера не смущало первозданное дерево. Ему не было нужды ни обшивать бревенчатый сруб тесом, ни пытаться скрыть текстуру дерева каким-либо приемом.

Наиболее трудоемким делом считалась выработка теса - досок. Тес очень ценился и расходовался бережно. Он шел на кровлю. Дом при такой крыше считался богатым. Досками также забиралось расстояние между столбами галерей храмов. Досками украшались наличники окон. При этом на подзоре или на завершим наличника ('коруне') мастер наносил рельефный узор. Такую резьбу мы называем 'глухой' в отличие от сквозной пропиловочной, появившейся во второй половине XIX столетия.

Плотники заготовляли строительный лес исключительно поздней осенью и зимой. В ту пору соки в дереве замирают и древесина становится сухой.

Особым предпочтением у мастеров пользовалась мелкослойная по годичным кольцам сосна, обладавшая наибольшей плотностью и ярко выраженным рисунком текстуры при окантовке. Подобная древесина в первую очередь шла на потолочные балки-матицы, нижние венцы сруба и косяки.

Плотники-реставраторы в наши дни поражаются прочности сосны в нижних венцах старинных построек. 'Ее и топор не берет',- говорят они, и это высшая похвала мастеров нынешних мастерам, оставившим после себя память прочностью и красотой своих построек.

Бревна ('осляди', как называли их в старину) после заготовки привозили на место стройки и рубили в клети. Техника рубки, или 'вязки', бревен в клеть была разнообразной, но самой распространенной являлась рубка 'в обло', или 'с остатком'. Примеры ее сохранились в древнейших памятниках, дошедших до нашего времени с XV века. Археологические раскопки в Новгороде и на территории Московского Кремля подтвердили давность этого приема.

Когда осматриваешь памятники деревянного зодчества, то удивляешься, какими простейшими способами старый мастер добивался прочности своей постройки. Рубил вначале выемку в бревне, так называемую 'чашку', рассчитывая так, чтобы другое бревно плотно улеглось в нее. Связь получалась монолитной. Здесь никакой гвоздь не нужен. Он в данном случае без надобности. Когда мы слышим пресловутое выражение, что вот, мол, как древние строили - без единого гвоздя, то невольно испытываем чувство досады. Так могут говорить лишь те, кто не удосуживался подойти поближе к бревенчатой стене и не пытался вникнуть в ее конструктивную суть. А гвозди древние все же употребляли и не видели в этом ничего зазорного. Коваными гвоздями они прибивали лемешины к кровле храмовых главок (вот так же, как в Кижах) или же более мелкими гвоздками крепили осиновую дранку на крышах своих изб.

Казалось бы, где разгуляться мастеру, ограниченному размером бревна и таким простейшим типом стройки, как рубленая клеть? Но древний плотник обладал богатейшим арсеналом строительных приемов, добиваясь разнообразия своих построек, будь то хоромы или красная изба, храм или часовенка. Когда рассматриваешь старинные рисунки иностранных путешественников А. Олеария, А. Мейерберга, Э. Пальмквиста, Д. Горсея и других, изображавших в путевых зарисовках облик России XVI-XVII веков, то диву даешься обилию всевозможных типов построек. Русь представала перед заморскими гостями во всей красе рубленых городов. И венцом плотницкого искусства явился знаменитый Коломенский дворец, истинно 'осьмое чудо света', как называли его во времена Алексея Михайловича, отца будущего преобразователя России.

Царь-плотник начинал учебу на голландских верфях, но учился он там не топором владеть, а корабельному делу. Плотницкому мастерству Россия поучила бы Европу. И когда Петр вернулся на родину закладывать свои корабельные верфи, то мастеров он нашел в изобилии.

Новые вкусы дворянской России Петра I и в дальнейшем Екатерины II повлекли за собою решительный отказ от древнерусских форм в строительстве помещичьих усадеб. Дедовские бочки-кокошники стали старомодными и ненужными. Ордерная архитектура диктовала свои формы колоннад и капителей. Новая северная столица восхищала и приводила в трепет прямыми стремительными проспектами, величественными дворцами, сияющими блеском больших остекленных окон.

Александр Меншиков, любимый 'генералиссимус' Петров, купил земли в первопрестольной на Мясницкой близ Паганых прудов и деятельно взялся за строительство. Он очистил пруды, и они с тех пор стали называться Чистыми. А за Меншиковым на Москве стали строить другие 'птенцы гнезда Петрова'. Вскоре сама Москва стала диктовать новые архитектурные формы и подмосковным вотчинам. Только чудом сохранился до времен Екатерины деревянный дворец Алексея Михайловича в подмосковном селе Коломенском. Однако терема дворца пришли в такую ветхость, что по велению царицы его разобрали.

Бывая в Коломенском музее, мы подолгу застываем перед макетом 'осьмого чуда', стараясь представить себе, как дворец выглядел воочию, в натуральную величину. И когда представляешь его островерхие терема в окружении вековечных дубов, то невольно вспоминаются далекие Кижи. Как там, так и здесь топор плотника достиг совершенства. Если после многоглавого храма онежского погоста мы не знаем ничего превосходнее в деревянном культовом зодчестве, то и после коломенского теремного дворца не было ничего построено лучше в жилом плотницком деле.

Последующие дворянские усадьбы в стиле раннепетровского времени, барокко, классицизма, выполненные в кирпиче и частично дошедшие до нашего времени, позволяют нам представить, какими же были родовые помещичьи гнезда, рубленные плотницким топором.

Да, в стилевой архитектуре уже не было разительного отличия деревянных построек от каменных, и только крестьянские избы крепостной России сохраняли традиции плотницкого искусства. С одной стороны, в Подмосковье появились прекрасные загородные резиденции с великолепно разбитыми парками, такие, как Кусково, Останкино, Архангельское. С другой стороны, крестьянство рубило свои избы по раз найденным строительным приемам, используя при украшении своих жилищ, крытых соломой, удивительно прочно державшиеся в народе языческие мотивы: изображения русалок, берегинь, солярные знаки.

В древней Руси сложились основные типы крестьянских поселений - деревня и село. Деревня состояла из ряда дворов, село же объединяло окрестные деревни. В центре села или же близ на высоком месте поднималась церковь. Таким образом, село становилось административным центром района.

Изменяется и планировка селений. Вместо нерегулярной, хаотичной она становится 'уличной'. Ряд домов, называемый 'порядком', выстраивается по обеим сторонам дороги. Появляется улица. Деревня или село, не ограниченные оградой, вытягиваются вдоль улицы. Крестьянская усадьба становится более развитой и в зависимости от климатических условий разделяется на разные типы.

В южных районах хозяйственные строения ставятся отдельно от избы, в северных же они собираются под одну крышу. Крестьянину тогда нет нужды в суровые зимы часто выходить на улицу.

Однако в Подмосковье процесс формирования развитых хозяйств происходил медленно. Крестьяне близ Москвы и Петербурга испытывали больший помещичий гнет, чем крестьяне дальних от столиц районов. Пушкин в 'Путешествии из Москвы в Петербург' в главе 'Русская изба' приводит описание избы, сделанное Радищевым: 'Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу...'

И далее Александр Сергеевич передает свои наблюдения: 'Наружный вид русской избы мало переменился со времен Мейерберга. Посмотрите на рисунки, присовокупленные к его 'Путешествию'. Ничто так не похоже на русскую деревню в 1662 году, как русская деревня в 1833 году. Изба, мельница, забор - даже эта елка, это печальное тавро северной природы - ничто, кажется, не изменилось. Однако произошли улучшения, по крайней мере на больших дорогах: труба в каждой избе; стекла заменили натянутый пузырь; вообще более чистоты, удобства...'

Появление нового строительного материала - кровельного железа - повлекло за собой замену слеговой кровли с рубленым фронтоном на стропильную с дощатым фронтоном. Традиционные дедовские наличники с глухой резьбой заменяются на сквозные пропиловочные с сочетанием накладных дощечек. Символика орнамента теряет свой изначальный смысл, идущий еще со времен язычества. В деревню проникает так называемый 'петушиный' стиль ропетовщины, по имени архитектора И. Н. Петрова, известного под псевдонимом Ропет.

Творчество этого архитектора, который, в частности, строил в Абрамцеве, было обращено к допетровскому теремному зодчеству. Однако, взяв лишь внешнюю его оболочку, Ропет, разумеется, не смог возродить его органическую суть. Ведь декор в народной архитектуре, играя и функциональную роль, призван был подчеркнуть пластику открытого сруба тогда как у архитекторов, следовавших за Ропетом, декоративная резьба стала самоцелью, достигая преувеличенных размеров. Ее смысл потерялся. Понять ее содержание подчас не представлялось возможным, так как архитектор насыщал свою декоративную композицию элементами из разных эпох и даже культур.

Расслоение крестьянства сделало деревню неоднородной, что немедленно отразилось и во внешнем ее облике. В ряду застройки улицы среди неказистых избушек возвышались дома под железной крышей. То были владения прижимистых сельских богатеев-скопидомов. В отличие от простецких 'клетских' изб эти дома, по меньшей мере, могли быть только 'пятистенками'. Неудивительно было встретить и 'шестистенки', то есть дом, разделенный двумя рублеными стенами. Таким образом, на красную линию улицы выходило сразу шесть окон одного владения.

Кулачество стремилось выделиться из общей крестьянской массы необычностью архитектуры своих построек. И если сельский богатей не мог ничего придумать лучше уже найденных народными мастерами строительных приемов в рубке избяных срубов, то в украшении дома он заимствовал элементы из городской архитектуры имущего класса. Отсюда появление на сельских домах декоративных кронштейнов, ложной рустовки обшитых тесом углов дома и других чужеродных, не вяжущихся с народным традиционным украшением избы архитектурных деталей.

До неузнаваемости изменился предметный мир крестьянского жилища. Капиталистический ширпотреб навязывал деревне свои товары. Крестьянин будто стал стесняться рубленых стен. Снаружи он начал обшивать их тесом, в избе - заклеивать обоями. Потолочные балки-матицы, тонко обработанные калевками-бороздками, а иногда и глубинной резьбой 'солнышек', скрылись под потолочной бумагой. Худосочные венские стулья заменили добротные лавки. В избу, отчужденно поблескивая, въехали железные кровати. Крынки и миски, эти чудесные в своей простоте живые поделки деревенского гончара, не выдержали натиска металлической посуды.

С установлением Советской власти разительно изменился облик деревни. В 20-30-х годах, в период становления но-)и, социалистической деревни, еще до формирования колхозов были организованы сельские общины. Получив льготы закупку строительных материалов, они развернули большую стройку на деревне. Работали быстро, добротно, строили 'миром'. До сих пор в современных деревнях сохранилось много домов периода первых шагов коллективизации на селе. Они все еще прочны и впечатляют своим видом, так тогда основательно подбирали лес и рубили на долгий век избы.

Обновление сельской жизни было прервано Великой Отечественной войной. На временно оккупированной фашистами советской земле запылали крестьянские избы. Пылали они и в Подмосковье. Проигравший битву за Москву враг откатывался назад, оставляя за собою остовы печных труб. Многие ценнейшие произведения народного зодчества погибли в огне.

После победы солдаты возвращались домой и включались в великую послевоенную стройку. Необходимо было как можно быстрее строить жилье. Здесь уже было не до резьбы на наличниках. И все же мастер успевал украсить фасад избы накладными ромбиками, кружочками и еще разными незатейливыми деталями когда-то богатого орнамента, который помнился ему из детства.

Неузнаваемым стал облик деревни 60-70-х годов нашего времени. Зажиточная жизнь колхозников и совхозных рабочих во многом изменила вековечные представления крестьянина о жилье. В подмосковных селах появились двухэтажные коттеджи, кирпичные дома на одну семью с традиционными тремя красными окнами. Народная любовь к цвету выражалась здесь в щедрых раскрасках фасадов. В новой современной деревне телевизионная антенна на крыше дома давно уже не роскошь, а необходимый отличительный признак жилья, как раньше отличала избу печная труба.

Кстати, о трубах. Газовая плита начинает вытеснять из домов русскую печь. Колхозное крестьянство расстается с традиционной кормилицей, верой и правдой служившей ему.

Как трудно ныне стало называть современные загородные поселения деревнями. Древний смысл этого слова ускользает из памяти, когда видишь ровную улицу уютных кирпичных домов. Подходишь к палисаднику какой-нибудь усадьбы, всматриваешься в облик строения, ищешь в архитектуре черты избы-прародительницы и... с удивлением их находишь. Нет, живучи все же народные представления о жилье, которое должно быть теплым в студеную зиму, прохладным в красное лето.

Может быть, и трудно этак сразу подметить традиционное в украшении фасадов новых домов, но все же есть тут и наличники, и карниз-подзор, а по углам даже выступают ряды кирпичей, напоминая знакомую рубку в обло. Пусть и не развиты эти элементы декора, но все же о них думали, на них тратили рабочее время.

И вдруг в таком современном поселке с изумлением видишь старый бревенчатый сруб. Каким образом он сохранился? Как устоял перед всесокрушающим временем? Причины бывают разными. Если в современной деревне вам встретится деревянная церковь с почтенной датой, то ее сохранность ясна - здание охраняется государством. И все же сруб церкви бывает старше ста лет, а то и более!

В Подмосковье нам известны деревянные церкви и XVII столетия. В чем же дело? Конечно, на общественное сооружение - а в стародавние времена им являлся только храм - шел отличный лес. Да и качество строительных работ было высоким. А подгнившие, обветшавшие венцы заменяли. Следует учесть и то, что зачастую отсутствие печей в деревянных церквах предохраняло сруб от перепада температур, от появления домовых грибков, разрушающих древесину.

Что же мы можем увидеть в Подмосковье? В первую очередь наибольший интерес вызывает дошедшая до нашего времени, хоть и в искаженном виде, архитектура патриархальной крепостной деревни. Ставшие по праву памятниками народного зодчества, эти постройки раскрывают перед нами незаурядный талант народных мастеров, у которых каждая деталь избы полна смысла и сработана с тонким чувством меры и красоты.

Другая группа построек относится к послереформенному времени, начиная с 70-80-х годов прошлого века и восходит к 1920-м годам уже послереволюционной обновленной деревни.

Московская губерния стала своеобразным узлом, в котором сплелись различные формы крестьянского жилища, от северорусских до южнорусских, от восточных, доходящих чуть ли не до Сибири, до западных, простирающихся вплоть до Прибалтики.

В нынешних северных районах Московской области - Талдомском, Загорском, Дмитровском - мы можем еще наблюдать характерные признаки северного жилища типа 'брус', когда жилые и хозяйственные постройки крестьянской усадьбы под одной двускатной крышей располагаются в ряд, перпендикулярный к улице.

В деревнях этих районов встречается также тип жилища, называемый двухрядной связью. Здесь две разновидности планировок: 'кошель' - когда жилой дом и постройка хозяйственного двора примыкают друг к другу и подведены под единую крышу; 'мокрый двор' - когда между жилым домом и хозяйственным двором образуется открытое пространство, не защищенное от непогоды крышей.

В южных районах Подмосковья - Ступинском, Каширском, Серпуховском, Коломенском - планировка усадеб и архитектура изб иная. Усадьбы меньших размеров, им присуща уютность. Дома в деревнях выстраиваются в основном продольной стороной по красной линии улиц, а хозяйственные постройки стоят отдельно от изб. В конструкциях крыш преобладает покрытие 'колпаком' - четырехскатной кровлей. Обычными в застройке являются двухчастные дома: жилая часть и сени; пятистенок - сруб, разделенный на две жилые части рубленой перегородкой. Встречаются и мазанки, дома с полуподвальным каменным этажом, усадьбы с 'поперечной связью', когда сруб жилого дома перпендикулярен к хозяйственным постройкам.

В большей степени сохранились старые постройки в деревнях восточных районов Подмосковья: Павлово-Посадском, Орехово-Зуевском, Егорьевском, Шатурском. Эти земли не были опалены огнем Великой Отечественной.

На востоке Московской области чаще, чем на других направлениях, встречаются традиционные типы крестьянских жилищ. Для окрестных деревень характерна планировка усадьбы 'покоем', при которой хозяйственные постройки образуют с жилым срубом в плане букву 'п', обращенную своей открытой частью к улице.

Подобные крестьянские усадьбы настолько живучи, что они распространяются дальше на восток, вплоть до Горьковской области. В этих усадьбах декоративные приемы в украшении домов восходят к временам Древней Руси. 'Помочи '-консоли, наличники и ставни окон, испещренные замысловатыми линиями и солярными кругами, кружева подзоров, резьба 'полотенца' - ветровой доски, прикрывающей коневую слегу,- все это будто сошло со страниц русских сказок.

Другим предстает перед нами западное Подмосковье. Здесь основным типом крестьянского жилища является пятистенок с различным расположением хозяйственного двора и неизменной трехскатной кровлей. 1941 год огненным дыханием прошел по весям этих районов. Немецко-фашистские захватчики с тупым педантизмом сжигали каждый пятый, третий дом и целые села. До сих пор в некоторых деревнях видны следы войны: оборванная цепь застройки улиц, заросшие травами места сожженных оккупантами усадеб. Лишь проселочные дороги напоминают о планировках когда-то больших деревень.

С развитием сети железных и шоссейных дорог глохнут старинные тракты. Жизнь смещает на другие, перспективные места селения, а там новый быт диктует новые архитектурные формы с использованием современных строительных материалов. Но все же и по западным районам Подмосковья стоит побродить туристам. Кому с болью в сердце вспомнить о войне, самым же юным узнать о ней не по книгам.

Есть здесь и интересные деревни, разбросанные по густым на этом направлении лесам, а если вам доведется пройти по старому Истринско-Рузскому тракту, то невольно вы сравните увиденное с Карелией. До чего здесь дремучи боры и многочисленны малые озерки!

На наших путях-дорогах в поисках образцов народной архитектуры необходимо запастись терпением. Жилые постройки из дерева недолговечны. Изба служит всего лишь двум поколениям крестьянской семьи. Правда, в зависимости от того, из каких бревен сложен сруб, в зависимости от плотности годичных колец и времени заготовки бревен, при хорошей защите сруба от талых вод и осадков изба может простоять и до ста лет. И все же сохранность жилого сруба после пятидесяти и более лет - явление уникальное. Гниение древесины, домовые грибки и беспрерывная работа жучков-точильщиков приводят к тому, что плотницкие постройки за пятьдесят лет жизни приходят в ветхость. А они-то как раз и являются наглядными образцами древних конструктивно-декоративных приемов плотницкого искусства.

Трудно найти теперь в дальних уголках Подмосковья образцы народного зодчества. Близость Москвы чрезвычайно сильно влияет на формирование современной деревни. Появление многочисленных дачных поселков явилось показателем роста народного благосостояния, но в то же время Дачникам нет нужды строить добротно. Летний сезон можно провести в дощатом домике без отопления. К тому же горожанин заинтересован в быстрой и дешевой стройке. Словом, жилье в отличие от крестьянского временное, а коли оно временное, то здесь уж не до наличников и прочих декоративных элементов старой избы.

Можно было бы и не вспоминать о дачках. Ведь и они служат добрую службу горожанам, связывая их с природой. Но эти дачки оказали дурное влияние на современную стройку на деревне. Невольно становится досадно, когда видишь раскрашенные под дачки масляной краской избяные срубы. Старое уходит - этот процесс закономерен и необратим, но вместе со старым не должны исчезать традиции строительного мастерства, заключающиеся в любви к материалу, в умении поставить здание так, чтобы оно радовало глаз и органически вписывалось в окружающий пейзаж.

Так что пристальнее всматривайтесь в облик современной деревни. Под новой раскрашенной обшивкой подчас кроется могучее тело старого елового сруба, под масляной краской дышит живая резьба солнышка на наличниках. И как радостна встреча с чистым родником народного искусства! Это вам еще предстоит испытать.

Социалистическая деревня в корне изменила патриархальный быт крестьянства. Канули в прошлое последние приметы натурального хозяйства. Нет нужды сегодня на деревне заниматься молотьбой, печь хлебы, ткать и прочее. Уже не увидишь в сельском пейзаже крыльев ветряных мельниц, исчезли житницы, бабушкины прялки пылятся на чердаке, а в старом амбаре брошена за ненадобностью седельная сбруя.

Все реже и реже встречаешь приметы старой деревни даже в самых глухих уголках Подмосковья. Пусть. Не жалко. Но с ними исчезают народные постройки, отмеченные мудрой красотой плотницкого искусства. Трудно их сохранить на местах. Новая жизнь диктует новые формы быта. Все реже слышишь на крестьянских дворах звук пилы и удары топора. Уходят в прошлое поленницы дров, такие живописные для праздного глаза, но такие громоздкие, захватывающие территорию вполдвора, штабеля. Ныне вид крестьянского двора становится иным. На месте разобранного навеса, где покоилась трудяга-телега, посажены яблони. Там, где стоял амбар, белой кипенью обливаются по весне вишни. Двор крестьянский превращается в сад с тенистой беседкой, цветочными клумбами и дорожками, усыпанными гравием или песком.

А как же быть с постройками народных зодчих? Ведь они не нужны нам теперь, в современной жизни. Но разве постройки не заслуживают иной участи, чем быть разобранными на дрова?! Нет, они еще послужат нам наглядными образцами ушедших дней старой деревни. В том тяжелом крестьянском труде от зари до зари не угасала вера в лучшую долю, и рождалась под ударами плотницкого топора песня, которую забывать мы не вправе.

Вот отчего появилась идея создать в Московской области, в городе Истре, у стен древнего Ново-Иерусалимского монастыря, музей деревянного народного зодчества под открытым небом, где будут собраны лучшие постройки со всех концов Подмосковья.

Здесь вы увидите крестьянские усадьбы, выстроившиеся на настоящей деревенской улице, с амбарами, банями и всем тем, что составляло уклад жизни на селе. Здесь будут и церкви, рубленные в прошлых веках народными умельцами с выдающимся мастерством и творческой фантазией. Здесь можно будет увидеть длинношеий колодезный журавль и мельничные крылья. Словом, все то давнее, ушедшее, но так необходимое нам в сегодняшней жизни, ибо оно прививает уважение к труду наших предков, любовь к земле, к Родине. Музей начал жить... За белыми стенами монастыря из-за вершин деревьев выглядывает лемешиная маковка церкви из села Семеновского. Вестница далекого XVII столетия, она донесла до нас запечатленный образ красоты здания, каким его представляли и каким его рубили стародавние мастера. Чуть поодаль кряжисто поднимается над воротами рубленый фронтон избы Кокорина из деревни Выхино. Берем кованое кольцо калитки и попадаем в патриархальную усадьбу подмосковного крестьянина начала XIX столетия... По территории музея можно долго бродить, вспоминая страницы прочитанных книг о быте Древней Руси, но даже самый увлекательный заповедник не заменит нам романтики дальних дорог. Давайте проедем по нашей области, чтобы лучше понять, на каком наследии вырос музей в Истре. Каждая деревня, каждое село на нашем пути - это встречи с интересными людьми, потомками старинных плотников-древоделей. Ныне они, наши современники, своим трудом облагораживают родную землю. Новая стройка сейчас на селе. Так окинем прощальным взглядом на наших путях-дорогах уходящие из современной жизни старые избяные срубы и отдадим дань уважения безымянным народным мастерам, творившим и нам наказавшим творить прекрасное.

Ищете, где купить стулья для кухни?