СИММЕТРИЯ СИММЕТРИИ РОЗНЬ

Первое упоминание о Москве относится к 1147 году. Хроника сохранила запись о том, что здесь, в своем имении, суздальский князь Юрий Долгорукий потчевал обедом северского князя Святослава. С 1156 года Москва именуется городом и становится одним из пограничных оборонительных пунктов Владимирского княжества. Однако благодаря выгодному географическому положению влияние Москвы быстро растет, и уже с 1271 года она становится столицей самостоятельного Московского княжества. А младший сын первого самостоятельного московского князя Даниила — Иван Данилович, вошедший в историю под именем Ивана Калиты, получил титул великого князя.

Органическая форма исторически сложившегося компактного радиального плана Москвы — классический пример естественно развившейся городской структуры.

Природные условия, топография местности определили размещение и первичный план города. Среди природных факторов важнейший, как и для любого исторического города, — река. (Во всяком случае, для городов, возникших на холмистой равнине Средней России.)

Хорошо защищенный возвышенный берег в излучине реки, холмистый треугольник между рекой и ее притоком чаще всего служат первой строительной площадкой — начальной точкой развития города. Водоразделы, брустверы крутых склонов берега, низины и русла мелких притоков формируют уличную сеть.

Разрастаясь на равнине, город стремится сохранить компактную форму — это дает наименьший периметр наружных стен и кратчайшие внутренние связи.

Притоки и излучины реки образуют естественные преграды для территориального роста. Всякий раз, преодолевая такую преграду — переходя на противоположный берег реки или притока, исторический город вступает в новую фазу существования, которая находит отражение в его планировке. Таким образом, русла реки и ручьев (даже если они со временем исчезают с поверхности) фиксируют, подобно кольцам на срезе дерева, начальные этапы эволюции города в структуре его плана. Исторически обусловленная асимметрия первичного плана во многом предопределяет специфику построения города, неповторимое своеобразие его облика.

Как и в других исторических городах, древний план Москвы обусловлен соображениями оборонного характера и наилучшей доступностью главных центров рыночного обмена. Однако в рамках такой стереотипной структуры исторический план Москвы удивительно точно и тонко реагирует на специфику природной ситуации. В его рисунке легко прочитываются поймы Москвы-реки, ее главных притоков — Неглинки и Яузы так же, как и лежащие между ними возвышенные платформы. Характер связи этих платформ с центральным ядром плана обусловливает выраженную асимметрию их архитектурно-пространственного освоения. Восточные направления, не отделенные от Кремля водными преградами, развиваются опережающим образом. На западных направлениях, за Неглинкой, складывается наиболее густая плотная уличная сеть и формируются районы престижной застройки. На юге, в Замоскворечье, отрезанном от Кремля рекой, развитие запаздывает, и захолустный характер застройки сохраняется вплоть до XIX века. На севере, в пойме Неглинки, и на юго-востоке, в пойме Яузы, планировка утрачивает центростремительный характер и создает заметные аномалии в общей структуре городского плана.

Увлекательная история поэтапного становления московского плана потребовала бы для своего изложения даже не главы, а отдельной книги. На эту тему написано немало, можно посоветовать любознательному читателю познакомиться с работами таких исследователей, как Г. Мокеев, М. Кудрявцев. Мы же ограничимся здесь по необходимости беглым обзором, чтобы аргументировать главный вывод — Москве изначально была свойственна живописная нерегулярность плана, его симметрия всегда была весьма условной. Во всяком случае, в сравнении с идеальной симметрией радиально-кольцевого плана, которую ей стали настойчиво приписывать в более позднее время. Как только отпала необходимость возведения оборонных стен, в очертаниях городского плана стала четко проявляться асимметрия. Уже граница Камер-Коллежских валов заметно вытянута в северо-восточном направлении. В дальнейшем тенденция преимущественного развития на север и восток еще более упрочилась.

Москва. Панорама Кремля

И снова как в случае с Петербургом-Ленинградом. Многие из специфических черт и аномалий планировочной организации современной Москвы, которые кажутся на первый взгляд результатами целенаправленно принимаемых решений или, напротив, сложного переплетения неуправляемых сил, находят неожиданные, но вполне закономерные объяснения в истории становления городского плана. Нити причинно-следственных связей протянулись от наших дней к эмбриональной стадии существования города, когда в начальном, историческом плане впервые обозначились фундаментальные, непреходящие характеристики городской структуры, составляющие своего рода генетический «код» пространственной организации города. Удивительна устойчивость, с которой признаки такого кода (например, характер освоения того или иного планировочного направления) транслируются во времени и пространстве, то есть воспроизводятся через сотни лет и десятки километров в совершенно иных социально-экономических условиях.

Москва. Панорама Кремля

Восточный сектор исторического ядра Москвы (вдоль улицы Покровка) планировочно сформировался еще до того, как веер расходящихся от Кремля радиальных улиц Белого города определил стереотипную структуру московского плана. Изначально заложенный в планировку древнейшей части Москвы принцип линейного развития не смог получить законченного воплощения в рамках компактного города, обусловленного соображениями обороны. Однако уже в XVII веке он проявляется с новой силой — возникает мощный «выброс» города в сторону Лефортова, который предопределил специфическую асимметрию московской планировки вплоть до XX века.

Такая асимметрия существенно повлияла в свое время на характер формирования Московского железнодорожного узла. Главные направления железной дороги (Ленинградское, Ярославское, Рязанское, Курское, Горьковское) подошли к историческому ядру города с восточной стороны, перпендикулярно планировочной оси, ориентированной на северо-восток. Вокзалы оказались сдвинутыми к «центру нагрузок»— геометрической середине вытянутого городского плана.

На этом, однако, не завершается мощная работа планировочной наследственности. Тенденция направленного развития продолжается активным освоением восточных радиусов. Именно здесь Москва выходит к своим нынешним границам быстрее, чем по всем другим направлениям роста.

В то же время территории возвышенного юго-западного плато, нависшего непосредственно над старой Москвой и отделенного от нее лишь излучиной реки, долгое время остаются «в тени» ориентированного на восток развития. Обширные, по всему удобные для застройки земли оказались к тому же не расчлененными железной дорогой — они заполняют самое заметное из естественно образовавшихся разрежений сгустившейся к востоку железнодорожной сети города.

Москва. План Новодевичьего монастыря

Поэтому, когда Москва гораздо позднее вступила в очередной (самый значительный по масштабам) этап своего территориального роста, новая застройка хлынула на юго-запад. Древняя северо-восточная планировочная ось получила новое мощное развитие в противоположную сторону. Характерно, что такое развитие не было простым движением из центра, наращиванием исторического плана (московский центр никогда не имел в этом направлении таких четких и развитых планировочных «входов», как Покровка на востоке или Тверская на северо-западе). Всего лишь закономерное следствие процесса предшествующего развития исторического города, проявление многократной трансляции все того же изначального генетического кода.

Так, например, северо-западный, западный и юго-западный секторы большой Москвы, застроенные относительно недавно, выделяются наиболее четким планировочным построением среди всех территорий периферийного пояса Москвы. В этой связи бросается в глаза, что те же секторы исторического ядра Москвы составляли наиболее регулярную часть ее древнего плана.

Сегодня невозможно полностью расшифровать всю сложную цепь взаимодействий и процессов, которая обеспечивает удивительный механизм наследования начальных, «врожденных» свойств планировочной структуры. Изучение такого механизма — самостоятельная проблема, в разрешении которой градостроительная наука продвинулась пока недалеко и находится на стадии накопления и первичного осмысления конкретного исторического материала.

Однако как бы там ни было, но органическая симметрия московского плана, живописный нерегулярный характер застройки города на долгие годы, да что там годы — на целые столетия — впечатались в его историю, предопределив тем самым архитектурное своеобразие Москвы. Случилось так, что престижные символы классической европейской градостроительной традиции, основанные на принципах регулярной планировки и сформировавшиеся в XVII—XVIII столетиях как отражение абсолютистских, великодержавных устремлений, не слишком сильно затронули старую Москву, оказавшуюся в тени новой столицы Российской империи. Оси перспектив, великолепие гигантских площадей и парковых эспланад, парадный блеск обрамляющих их архитектурных декораций — все это выпало на долю Петербурга. Москва на долгие годы сохранила исконно присущие ей черты естественно развившегося городского организма. Однако крутой поворот истории подвел Москву к новому, необычайно ответственному этапу ее развития.