Собственно говоря, повторяемость лежит не только в природе строительной конструкции, но и в самой конструкции природы. Мы живем в стандартном мире, состоящем из «типовых» кирпичиков — молекул, атомов, элементарных частиц, из «типовых» организмов, составляющих виды животного и растительного мира, наконец, из «типовых» событий, связанных с суточным, лунным, солнечным циклами. Повторяющийся, регулярный порядок взаимного расположения объектов и явлений в пространстве и во времени лежит в основе закономерностей строения материи, всего течения нашей жизни.
Орнамент в русской архитектуре: изразцовая печь конца XVII — начала XVIII в.
Упорядоченность расположения в пространстве самым тесным образом связана с повторяемостью событий во времени. Стабильность элементарной частицы и ее отношения с другими частицами определяются устойчивой сменой динамических состояний — она колеблется, как волна. Колеблются атомные решетки и молекулы вещества, сердечная мышца человека и активность солнечного излучения. Свет и тепло, электричество и звук — это всего лишь разные формы колебательного движения. Можно сказать, что весь окружающий нас мир покоится на бесконечно повторяющемся ритмичном движении. Причем лишь малая часть этой всеохватывающей пульсации предстает перед нами в явном виде, как, например, смена времен года, — в большинстве случаев она недоступна непосредственному восприятию и выступает на поверхность в парадоксальной скрытой форме пространственного порядка, симметрии. В этом глубокая философия жизни — движение, колебание является формулой покоя, покой — отражением движения.
Церковь Спаса на сенях. Ростов Великий. Фрагмент интерьера
Биение сердца, мерный ритм ударов, отбиваемых метрономом, наконец, музыка — сложное чередование звуков во времени. Ритмические повторы живут внутри музыки — не случайно под музыку легко синхронизировать движения в пешем строю, в танце, в работе. Все это примеры динамического временного ритма. Восприятие музыкальной мелодии строится на эффекте временного ряда. Мы слышим не только звук, который звучит в данный момент, но и след звука, который только что отзвучал. Более того, мы как бы предугадываем, ожидаем, мысленно слышим рождение еще не существующего звука, который прозвучит в следующее мгновение. Наше сознание соединяет эту череду моментальных статических состояний в непрерывное целое музыкального движения.
Церковь Богоявления в Ярославле. Фрагмент фасада
Пластическое искусство танца развивается не только во времени, но и в пространстве. Можно сказать, что танец дает зримую пространственную интерпретацию музыкального ритма. Та же непрерывность развития во времени, тот же «кинематографический» эффект мысленного объединения, слияния отдельных элементов — танцевальных па в непрерывный пластический рисунок танца. Каждое из этих па — своего рода пространственная мизансцена, определенное расположение фигур или характерных поз в пространстве. И если о «пространстве» музыкального произведения можно говорить лишь условно, то для танца оно составляет физическую реальность, вне которой он не существует. Поэтому ритм танца — пространственно-временной. Пространственный, потому что состоит из пространственных элементов. Временной, потому что развивается во времени.
Покой и симметрия
Зачем понадобилось это обращение к музыке, танцу? Они помогут нам уяснить, как воспринимается архитектура. Действительно, давайте представим себе танцевальное па, моментальную фотографию танцевального движения. Это и есть отдельная пространственная мизансцена, искусственно вынутая из контекста танца. Сама по себе она статична, но разве она не передает нам ту динамику движения, которая осталась за узкими временными рамками запечатленного момента? Разве, глядя на нее, мы не осмысливаем предыдущее движение и то, которое состоится в следующий момент? Разве не восстанавливаем мы внутренне все фазы движения, заключенного в этой статике, почти так же достоверно, как рапидная съемка такт за тактом воспроизводит движения легкоатлета или теннисиста.
Снова диалектика: с одной стороны — это не больше чем чередование статичных пространственных картин, но с другой стороны, каждая такая картина не исчерпывается статическим описанием конкретного пространственного состояния. Она еще несет определенную информацию о непрерывном движении целого, которое присутствует «за кадром», так сказать, в скрытой форме. Так, голография воспроизводит целое по изображению его части. Аналогия с голографией нам еще пригодится в дальнейшем, а пока задержимся на мысли о скрытом движении. Именно оно дает ключ к пониманию того, как человек «читает» архитектуру.
Бело-красно-черные ящерицы. Морис Эшер
Глядя на линию, изображенную на листе бумаги, едва ли кто-нибудь вспоминает о том, что в геометрии линия определяется как след движущейся точки. Но, следя за линией, глаз воспроизводит это запечатленное в линии скрытое движение, оценивает его характеристики. Он монотонно и легко движется по прямой или с некоторым усилием преодолевает крутой поворот кривой. Линия — это пересечение поверхностей, внешних граней предмета. Это контур или абрис трехмерного объекта, то, что при взгляде на него прежде всего фиксируется наблюдателем. Как это удивительно точно сказано — бросается в глаза!
Каждый зигзаг или слом этой линии (контур — это чаще всего ломаная линия) не просто делит ее на отрезки или элементы, но фиксирует конец одного этапа мысленного «движения» и начало другого, создавая своего рода интервал. Количество и последовательность таких интервалов определяют те усилия, которые мы, не подозревая об этом, затрачиваем на восприятие пространственной формы.
Представим себе прямоугольник. Две пары равных параллельных отрезков. Чтобы обозначить на схеме механизм пространственного восприятия этой элементарной формы, надо изобразить прямоугольник разомкнутым в углах, то есть там, где происходят изменения в направлении скрытого движения. Нетрудно заметить, что элементы этого контура попарно идентичны, а интервалы следуют друг за другом в определенном порядке. Образуется ритмический повтор. Этот элемент сходства, повторяемости облегчает работу восприятия, создает неосознанный эффект комфорта где-то в глубинах человеческой психики, на базе которого столь же неосознанно формируется положительная эмоция. Вот почему форма прямоугольника интуитивно кажется нам «правильной», а наше изворотливое сознание подыскивает для этого рациональные аргументы.
Прямоугольники
Итак, в нашем примере с прямоугольником пространственное восприятие формы основано на ритме. Но этот ритм уже чисто пространственный в отличие от временного ритма музыки и пространственно-временного ритма танца. Время присутствует здесь лишь условно, так сказать, в снятой форме. Оно как бы растворено, разлито в пространстве как неизмеримая характеристика скрытого движения. Если теперь, несколько забегая вперед, заменить примитивный плоский прямоугольник трехмерным и несравненно более сложными архитектурными объемами, то суть происходящего в принципе не изменится. Вот почему, когда архитектуру называют застывшей музыкой, это не только красивая метафора, но в некотором отношении вполне содержательное и точное определение.
Мавзолей Саманидов в Бухаре. Схема пропорций по П. Захидову
Но вернемся к нашему прямоугольнику. Проведем осевую линию через середину двух противоположных сторон и «сложим» его по этой оси. Обе половины совпадут друг с другом. Фигуру, с которой можно проделать такую операцию, называют симметричной относительно некоторой оси, которую называют осью симметрии.
Симметрия широко распространена в природе, она отражает ту самую упорядоченную повторяемость физического мира, о которой говорилось выше. Симметрия господствует в застывшем мире кристаллов и в непрерывно меняющемся мире живого. Симметрична не только снежинка, но и лист, и цветок яблони. Симметричен, в конце концов, и сам человек. Представление о симметрии — это больше, чем одно из объективных свойств реальности. Оно является также одним из основных инструментов познания этой реальности человеком. Известный немецкий математик Герман Вейль сказал по этому поводу с лаконизмом, свойственным его научной специальности: «Насколько я могу судить, все априорные утверждения физики имеют своим источником симметрию». Принцип симметрии используется как матрица, своего рода мерка, которую наука прикладывает к непонятным явлениям действительности, чтобы изучить их природу. При этом важно не только то, что в результате такое предположение часто оправдывает себя, и мы действительно обнаруживаем симметрию в природе вещей. Не менее важно и то, что факты нарушения принципа симметрии заставляют нас ставить фундаментальные вопросы о строении мира и находить на них ответы.
Схема пропорций. Андрей Рублев
Неудивительно, что человек издавна переносит представления о симметрии на многие творения своих рук и своего духа, прежде всего на произведения искусства и ремесел. Мы уже говорили о ритмической природе музыки и танца. Узоры симметрии живут полнокровной жизнью в музыке гениального Баха и в хореографии народного танца. Пространственная симметрия подчиняет себе большую часть предметного мира, создаваемого человеком. Мебель, одежда, домашняя утварь, орудия труда и украшения — все несет на себе неизгладимую печать симметрии.
Проект здания издательства «Известия». Архитекторы Г. Б. Бархин, М. Г. Бархин, 1925 г.
Мы как-то забываем, что сам уникальный оптический аппарат человека — его зрение — работает по принципу совмещения двух отображений одного предмета, которые симметрично проецируются на сетчатку глаз. Ученые назвали этот механизм зрения бинокулярным. Наше бинокулярное зрение в некотором роде симметрично по своей природе. Вдумайтесь в этот факт — наше сознание все время складывает две симметричные картины в одну! Может быть, в этом и есть первопричина той настойчивости, с которой глаз ищет симметрию, и того удовлетворения, которое издавна доставляют нам модели симметричных форм.
Наиболее наглядное проявление пространственной симметрии в искусстве — орнамент. Разглядывая причудливые рисунки народной ткани, ковра, каменной или деревянной резьбы, вступаешь в бескрайнее царство симметрии, которое удивляет буквально на каждом шагу. Оказывается, симметрия бывает не только осевая, но и поворотная — ее можно получить поворотом изображения вокруг воображаемой оси. Примерами поворотной симметрии могут служить детская вертушка или гребной винт судна. Особый вид симметрии — трансляция, или параллельный перенос. Это повторяемость одного и того же изображения в пространстве через определенное расстояние. Такова симметрия паркетного пола, кирпичного мощения, узора на обоях. Возможны и сочетания разных видов симметрии. Соединение трансляции с поворотом дает, например, сложную симметрию винтовой лестницы.
Афинский Акрополь. Схема реконструкции
Бесконечное разнообразие симметричных построений демонстрирует подобный узорам калейдоскопа геометрический орнамент Средней Азии — так называемый гирих. Голландский художник Морис Эшер в своих оригинальных, ни на что не похожих картинах-головоломках с необыкновенной изобретательностью использует эффекты симметрии. Не правда ли, плотно сплетенные друг с другом изображения белых, красных и черных ящериц, которые заполняют без остатка всю плоскость картины, воспринимаются как своеобразный гимн всепроникающей симметрии.
Здесь самое время извиниться перед читателем за этот затянувшийся экскурс в область общих представлений о ритме и симметрии. Зато теперь мы лучше подготовлены к тому, чтобы вернуться к оставленной на время главной теме — архитектурной форме.