РИТМ, РИТМ, РИТМ

Итак, восприятие архитектурной формы строится на скрытом движении. Элемент повторяемости, сходства облегчает восприятие правильной формы. Неправильная, случайная форма обманывает инерцию пространственного мышления и заставляет тратить на восприятие больше усилий. Не случайно при всем разнообразии архитектурных сооружений они почти всегда имеют в своей основе объем правильной геометрической формы. Призма, пирамида, конус, часть шара, параллелепипед. К этому можно добавить, пожалуй, лишь правильные многогранники как переходную форму между прямоугольниками и кругами, например «восьмерик на четверике» в шатровых деревянных церквах русского Севера.

Любой памятник архитектуры представляет собой то или иное сочетание этих простых геометрических тел. Торжественно-легкая и богатая композиция дома Пашкова (здание Библиотеки имени В. И. Ленина) в Москве, которую мы уже упоминали как пример замечательного искусства Василия Баженова, имеет в своей основе комбинацию двух призм, двух цилиндров и, конечно, нескольких параллелепипедов. «Конечно» потому, что параллелепипед — самая простая, удобная и оттого излюбленная архитектурная форма.

Парфенон. Схема пропорций плана

Параллелепипед образует основной объем античного храма и римской базилики. Два врезанных друг в друга под прямым углом параллелепипеда лежат в основе композиции средневекового собора да и вообще практически всех христианских церквей более позднего времени. Палаццо итальянского Возрождения и дворцовые комплексы классицизма — это тоже за малым исключением вариации на тему параллелепипеда. Современная архитектура отнюдь не выдумала, но лишь вывела наружу, сделала очевидной эту прямоугольную, геометрическую основу пространственной композиции архитектуры. В этом смысле несколько презрительное наименование дома-«коробки» можно было бы, пожалуй, отнести не только к опытам современной архитектуры, но и ко многим шедеврам мирового зодчества. Однако не будем с этим спешить.

Действительно, едва ли у кого-нибудь повернется язык назвать античный храм домом-«коробкой». Хотя, по сути дела, это нехитрая комбинация коробки-параллелепипеда, составляющего основной объем целлы с сильно усеченной пирамидой основания — стилобата, на котором он стоит, и венчающей его призмы кровли. Эта комбинация объемов является канонической, то есть абсолютно обязательной для античного храма, она воспроизводится в десятках и сотнях построек, в тысячах подражаний. Однако во всех этих постройках коробка параллелепипеда служит лишь самой общей ритмической основой восприятия гораздо более сложно деталированной композиции, в которой многократно повторяются и на все лады варьируются простые отношения, заложенные в правильной форме общей архитектурной массы.

Архитектурное решение стоечно-балочной конструкции: в архитектуре Китая; в архитектуре Передней Азии

Главной темой ритмического повтора становится колоннада. Помните застывший хоровод каменных глыб доисторического кромлеха? То же самое остановленное движение явственно ощущается в колоннаде. Иногда язык, сама конструкция словосочетаний помогают глубже проникнуть в наши собственные ощущения. В слове «хоровод» ощутимо сливаются стройное звучание хоровой песни и ритмический строй танцевального движения. Точно так же не случайно мы употребляем выражение «шаг колонн». Они словно бы шагают, движутся, когда глаз переходит с одной колонны на другую, пытаясь соотнести их друг с другом и с объемом целого. Этот эффект еще более усиливается движением самого наблюдателя. Проходя вдоль портика, ощущаешь иллюзию движения самих колонн. Они медленно проплывают мимо, непрерывно меняя свое положение по отношению друг к другу, подобно тому как «бегут» телеграфные столбы в окне движущегося поезда.

Капелла Пацци во Флоренции. Архитектор Ф. Брунеллески

Известный французский исследователь античной архитектуры Огюст Шуази анализирует расстановку и особенности композиции храмов афинского Акрополя, исходя из особенностей организации «панафинейской» процессии, поднимавшейся на священный холм по особо торжественным случаям. Заманчиво представить себе это неспешное шествие людей, наполняющее и словно оживляющее своим размеренным движением скрытое движение колоннад. Аналогия с доисторическим кромлехом сохраняет свою силу. И там нетрудно вообразить ритуальный проход или пляску, как бы приводящую в движение каменную круговую колоннаду. Но как велики различия! Как отличается размеренный шаг геометрически правильных, тщательно моделированных античных колонн от «пляски» монолитных, грубо обработанных каменных блоков кромлеха. Право, не меньше, чем сами греки — философы, воины, спортсмены — от суровых и суеверных охотников каменного века. Как мелодия, где основным ритмическим элементом служит сложное созвучие аккорда, отличается от незамысловатого чередования простых звуков.

Капелла Пацци. Схема ритмического построения

Не случайно само количество колонн на главном фасаде античного храма. Иногда их всего четыре — это минимум, необходимый для передачи динамической последовательности ритма. Чаще всего — шесть: в шестиколонном портике ритмическая закономерность обретает особую убедительность и не утомляет излишним повтором. И лишь когда необходимо создать нечто особенно величественное, из ряда вон выходящее, применяется восемь колонн, как мы видим это в Парфеноне. Число колонн на боковом фасаде храма не играет особой роли для наблюдателя — их просто много (в Парфеноне, например, семнадцать). Иное дело — колонны главного фасада. Они образуют ведущую тему, выделенную из непрерывно длящегося ритма кругового периптера, и потому их количество четко фиксировано. Эти шесть или восемь колонн как бы персонифицированы, каждая из них воспринимается как самостоятельный элемент ритмического повтора.

Проект Башни III Интернационала. В. Татлин. 1918 г.

Психологи утверждают, что при единовременном мгновенном восприятии объекта человек различает, как правило, около семи отдельных элементов множества, находящегося в поле его зрения. Точнее, 7±2 элемента. Вообще, «магическая» семерка, по-видимому, неспроста так часто фигурирует в мифах и народных преданиях — она отмечает ту грань множественности, при которой еще не стираются, не теряют своего значения для целого уникальные свойства и индивидуальные особенности элемента. Число 7 и сегодня специалисты считают предельным для численности творческого коллектива, где индивидуальный вклад каждого не растворяется во множественности целого.

Древние греки никогда не делали нечетного числа колонн на главном фасаде храма — иначе по оси центрального входного проема стояла бы колонна. Если иметь в виду это обстоятельство, то 6 и 8 — максимально приближенные к «магической» семерке значения и к тому же единственно возможные в формуле 7±2. Античный зодчий интуитивно стремится ограничить ритмический повтор колоннады пределами дифференцированного, раздельного восприятия элементов множества. Это делает главную ритмическую тему храма особо значимой и запоминающейся.

Башня Шах-Шибаб в Багдаде, XIII в.

Ритм колонн главного фасада многократно усилен соподчиненными ему ритмическими повторами других деталей ордера. По оси каждой колонны установлены массивные выступающие блоки триглифов. Но важная деталь — точно такие же триглифы стоят и по осям интерколумниев — промежутков, разделяющих колонны. Таким образом, вместе с расположенными между ними плитами — метопами — они образуют непрерывный ритмический мотив, связующий и смягчающий четко артикулированные, раздельные ритмические удары колоннады. Вертикальные складки колонн — каннелюры — по-своему вторят этим мощным аккордам. Так обертоны придают глубину и особую насыщенность звучанию музыкального инструмента. Переплетаясь и вырастая один из другого, эти дополнительные ритмы придают подлинно симфоническое многоголосье и гармонический строй всему архитектурному целому.

Спиральная башня в Самаре. Ирак

Советский архитектор и теоретик архитектуры М. Я. Гинзбург предложил фиксировать чередование ритмических ударов и интервалов как главную, определяющую характеристику архитектурной композиции с помощью своеобразной стенографической транскрипции, состоящей из вертикальных и горизонтальных черточек. В такой условной записи можно представить не только сравнительно простое ритмическое построение античного храма, но и композицию любого сколь угодно сложного сооружения. При всей условности этой ритмо-стенографии она позволяет, как считал М. Гинзбург, выявить «зародыши того чувственного воздействия, которое производит ритм самого архитектурного памятника».

Если попытаться с помощью такого рода записи представить фасад современного многоэтажного жилого дома, то придется изобразить что-то вроде точечной перфорации, фиксирующей равномерное распределение оконных проемов на лишенной каких-либо членений стене. Ясно, что такая «композиция» производит гнетущее впечатление чистого листа бумаги, ровного поля, лишенного ориентиров и границ. Целое в ней абсолютно не соотносится с анонимными элементами, число которых не ограничено ни возможностями восприятия, ни внутренней динамикой ритмического строя. Унылый речитатив без конца и начала, который не содержит никакого развития и не ведет ни к какой кульминации.

Не в этом ли причина интуитивного протеста, который вызывает дом-«коробка»? Он не дает никакой работы нашему пространственному воображению, не порождает новых ассоциаций или ожиданий. Все в нем ясно с первого взгляда, как в монотонном рокоте машинного двигателя. Может быть, именно стремлением нарушить этот «белый шум», этот архитектурный заговор молчания, привлечь внимание, наконец, даже развлечь объясняется секрет неумирающей тяги к классической ретроспекции. Если не создать, то хотя бы изобразить на гладкой поверхности «коробки» сложные ритмические отношения, имитирующие несуществующую, вымышленную игру архитектурных сил.

Вавилонская башня (вариант реконструкции)

К сожалению, архитектура не приемлет таких простых и поверхностных решений — польза и прочность, как мы видели, строго контролируют капризные запросы красоты. Борьба с однообразием, монотонностью остается одной из главных проблем современной архитектуры, и нам еще предстоит порассуждать в книге о возможных путях ее решения. А сейчас продолжим беседу о художественном языке архитектуры. Усвоив азы архитектурной грамматики, попробуем углубиться в нее несколько дальше.