СТАРОЕ И НОВОЕ

Традиции и новаторство, старое и новое... Жизнь всякий раз наполняет конкретным содержанием эту ставшую хрестоматийной формулу диалектического единства и противоречия. Давно ли мы с упоением преодолевали гнет ложной классической традиции во имя новаторской архитектуры стекла и бетона? Давно ли нехитрая «тельняшка» ленточного фасада казалась новаторским прорывом в будущее, а высотные дома — смешной и наивной стилизацией? Не то теперь — высотные дома вернули себе уважение профессионалов, на глазах редеют ряды поборников вчерашнего стеклянно-бетонного новаторства. Более того, оно воспринимается сегодня как нечто вполне традиционное. А вот следование более давней, глубокой архитектурной традиции стало признаком поисков нового.

Неуклонно растет интерес к сохранению, восстановлению, современному использованию старой городской застройки. Еще совсем недавно эта область деятельности находилась на далекой периферии общественного сознания, считалась непрестижной в архитектурной профессии. Сегодня на обновление старых городских кварталов расходуются средства, сравнимые с затратами на новое строительство. Недавний отток населения и городской активности от старых центров повсеместно сменился волной обратного тяготения. Проекты реконструкции вызывают наибольший интерес в среде профессионалов. Самые авангардные архитектурные поиски обязательно несут отпечаток заигрывания с «ретро». Появилось целое семейство новых понятий, обозначающих такого рода деятельность — в добавление к общепринятым — реконструкции и реставрации, — еще и реабилитация, реновация, регенерация, ревалоризация... Несмотря на различные оттенки, смысл их сходен — все то же «ре» — возобновление, возврат к прошлому, а следовательно, и его переоценка, переосмысление. В чем же причина этого настойчивого «ре»? Что породило столь парадоксальную смену внутрипрофессиональной ориентации? Почему мысль архитектора так неожиданно обращается к прошлому? Действительно, почему реконструкция?

Конечно, существует сугубо практическая сторона дела. Старые дома составляют заметную часть всего городского фонда. Их рачительное, правильное использование в городском хозяйстве — важный резерв экономии затрат. Но дело, конечно, не только в затратах. Есть причины внутрипрофессионального характера. Архитектор обращается к специфической задаче реконструкции, ощущая определенную неполноценность, недостаточность творческого арсенала современной архитектуры, он надеется повысить свою профессиональную квалификацию, вглядываясь в прошлое. При этом сама по себе реконструкция дает хотя и яркий, но лишь самый очевидный, лежащий на поверхности срез проблемы традиции и новаторства. Здесь и новое и старое существуют рядом, в одном измерении; живая традиция создает надежную, благотворную почву для новаторских поисков. Но есть и иной, более глубокий пласт проблемы старого и нового. Когда в корне изменившиеся условия и масштабы строительной деятельности не позволяют говорить о прямом использовании традиционных приемов, а вынужденный отказ от них не удается компенсировать соответствующими новыми решениями. В этом случае обращение к опыту прошлого позволяет более глубоко осмыслить реальные потребности, лежащие в основе архитектурной или градостроительной традиции. И в той же мере, в какой эти потребности сохраняют свою жизненность, попытаться найти новые, созвучные времени ответы.

Проверенные временем приемы пространственной организации городской среды, пластического разнообразия фасадов, не нарушающего общего архитектурного единства застройки, могут оказаться полезными и во многом конструктивными для современной архитектуры. Почему улицы старого города, казалось бы, совершенно стереотипные по своей структуре, воспринимаются столь по-разному? За счет чего одинаковые по этажности и приемам объемно-планировочного решения жилые дома старого города не кажутся нам удручающе монотонными и неуютными? Может быть, разобравшись в этих непростых вопросах, современная архитектура сумеет придать застройке и улицам новых районов так не достающие им человеческий масштаб и запоминающиеся отличия. Однако интерес к реконструкции не ограничивается рамками профессиональной деятельности архитектора — это интерес не только градостроителя, но и горожанина.

Центральный ансамбль Лондона — здание английского парламента

По-видимому, есть более глубокая и трудно уловимая причина: ее можно назвать утратой масштаба времени. Неразрывная сущностная связь пространства и времени осознается человеком издавна, задолго до того, как Эйнштейн строго доказал ее в теории относительности. Каждое время оставляет свой пространственный отпечаток, и в городе эти отпечатки самым удивительным образом соседствуют друг с другом. Нет другого явления культуры, в котором история была бы концентрирована столь наглядно и в такой легко доступной для восприятия форме. Здесь человек зримо ощущает временной масштаб своей реальности, соотносит себя с мировым потоком времени.

И вот эта уникальная культурная функция города неожиданно оказалась под угрозой уничтожения. Резко возросшие темпы строительства привели к тому, что стали возникать целые новые города, принадлежащие практически одному — нашему — времени. В большинстве крупных городов историческая часть буквально утонула в море современной застройки. Началось активное и нередко разрушительное проникновение новой архитектуры в старые городские центры. И дело здесь не только в отдельных «промахах», ошибках, какими бы тяжелыми они ни были. Не только в том, что тяжеловесное здание гостиницы «Россия» непоправимо бестактно соседствует с монументальным и ажурным силуэтом Московского Кремля. В конце концов, от ошибок не застрахован никто. Главное заключено в самом подходе к проблеме.

Беда в том, что далеко не каждому архитектору кажется зазорным действовать в центре города так, как он привык действовать «на пустом месте». Например, поставить многоэтажную башню случайно, под углом к улице, разрывая сложившийся фронт городской застройки. Пусть даже в самом неприметном, захолустном переулке. Ему невдомек, что, разрушая привычный строй домов сначала в одном, потом в другом месте, он посягает на нечто гораздо большее, чем ветхие строения. Он медленно, но неотвратимо подрывает всю пространственную структуру, а значит, и архитектурно-художественный облик исторически сложившегося города. Тем самым сужается та основа, тот плацдарм, на котором развивается общекультурная, общенациональная традиция, протянувшаяся сквозь века истории, память народа. К счастью, многие архитекторы, а главное, сами горожане довольно быстро разглядели за ползучим наступлением «башен в переулках» опасность невосполнимой утраты. Кризисная ситуация породила энергичный ответ — ускоренное развитие во всем мире программ сохранения и восстановления исторически сложившейся среды городских центров. Не отдельных памятников истории и архитектуры и даже не только архитектурных ансамблей, а именно среды, то есть всего пространства, материализующего в себе историческое время и имеющего поэтому общекультурную ценность.

Уникальность старого городского центра в жизни современного города определяется теперь не удобством транспортных связей и не рангом размещаемых в нем объектов, он незаменим для горожанина в своем главном качестве — хранителя исторического времени. Это требует активного реконструктивного вмешательства и особого режима функционирования. Конечно, не превращения в музей-заповедник — старые центры должны оставаться живым, полнокровным элементом современности. Прежде всего — жилым. Так что самая жгучая проблема — ремонт и реконструкция жилых домов. И строительство новых. Разумеется, не пресловутых башен, а таких, которые смогли бы органично войти в привычный облик сложившейся застройки. Такие дома появились уже и в Вильнюсе, и в Ленинграде, и в Москве.

Панорама Троице-Сергиевой лавры в г. Загорске под Москвой

Новое оживление приходит на улицы старых центров. Оживление, но не нервозная суета; праздничная насыщенность, но не толкучка — все то, что особенно удачно вписывается в идею создания пешеходных зон. Как уже удалось сделать в Каунасе и Тбилиси, Тамбове и Смоленске, Киеве и Шяуляе, в других больших и малых городах нашей страны. Такие зоны не только по содержанию, но и по своей архитектурной форме с полным правом могут считаться самыми человеческими, самыми гуманными местами во всем городе.

А как же новые города — наши современники? Неужели им надо прожить столетия, прежде чем они обретут собственное напластование времен? Нет, они могут решить эту проблему быстрее, но только за пределами своих границ. По-видимому, для них такие историко-архитектурные центры должны быть созданы специально, на базе соседних поселений или комплексов, пускай пришедших в упадок, утративших прежнее значение, но сохранивших накопленный историей временной потенциал. Как правило, их всегда можно найти поблизости, стоит только приглядеться. Ведь есть же древняя неповторимая Елабуга, совсем недалеко от новых индустриальных гигантов — Брежнева и Нижнекамска. Средства, которые надо вложить в реабилитацию таких старых центров, окупятся сторицей. Они вернут сотням тысяч людей бесценное достояние — ощущение живой сопричастности истории и понимание собственного места в ее развитии.