Иностранцы о Пскове XVI века. Новые исследования

А. Н. Кирпичников

На пороге нового времени, в первой половине XVI века, Псков, вошедший в 1510 году в состав единого Московского государства, был как бы заново открыт западным миром (Настоящая статья представляет краткое изложение более обширной работы автора "Псков XVI - XVII веков по иностранным и русским источникам", которая готовится к публикации.).

После ликвидации в 1494 году немецкого гостиного двора в Новгороде в город на реке Великой устремился все возраставший поток иностранных товаров. Отныне Псков (находившийся там немецкий гостиный двор закрыт не был) становится крупнейшим в Восточной Европе местом международной торговли, и в этом отношении на какое-то время он заменил собой Новгород. Немецко-прибалтийские и литовские купцы везли в Псков металлы, ткани, соль, сельдь, вина. Взамен они получали воск, хлеб, кожи и также новые тогда товары - лен, коноплю, сало. Купеческие пути расходились из города на реке Великой в Ригу, Вильно, Дерпт, Нарву, Ревель, Данциг, Любек. Был связан Псков со многими русскими и белорусскими городами. В течение XVI века местная псковская и транзитная торговля развилась настолько, что стала важнейшим фактором экономической жизни стран Балтийского региона.

Несмотря на войны и трудности во взаимоотношениях России и прибалтийских и скандинавских государств, интерес иностранцев к Пскову с его процветающей экономикой, широким и обильным рынком, богатой сельскохозяйственной областью неуклонно возрастал. Через город на реке Великой шла в Москву одна из основных сухопутных дорог. Она связывала столицу с Дерптом, Ригой и более далекими местами. В Пскове наряду с купцами во все большем числе появлялись иностранные посольства, заемные мастера и техники, военные.

Город на реке Великой был первым крупным центром на пути в глубь России. Один его вид поражал приезжих. Этот город в первой половине XVI века достиг максимальных для периода средневековья размеров - по нашим подсчетам не менее 230 га. Он включал четыре крупных самостоятельно укрепленных района (Кремль, Средний город, Окольный город, Запсковье) (Сюда причисляют еще одну небольшую укрепленную часть города, а именно Довмонтов город. Он находится между Кремлем и Средним городом.). Но обширности и мощи своих укреплений Псков того времени выдвинулся в масштабе всей страны на первейшее место. По протяженности охвативших его территорию каменных стен (около 6 км) город на реке Великой среди русских крепостей вплоть до последней четверти XVI века почти не знал себе равных.

К первой половине и середине XVI века относятся первые последовательные сообщения иностранных писателей о Пскове и его округе. Эти люди, как правило, сами не были в городе на реке Великой, но писали о нем по рассказам очевидцев, запискам послов и даже распросам пленных. К числу писателей, уделивших свое внимание Пскову, относятся известные ученые, дипломаты, духовные лица: Матвей Меховский, Альберт Кампензе, Иоанн Фабр, Сигизмунд Герберштейн, Себастьян Мюнстер, Рафаэль Барберини, Яков Ульфелдт. Они, подчас не зная о трудах друг друга, в своих сочинениях с удивительным единодушием создали величественный портрет Пскова, в основном объективный и доброжелательный.

Псков назван замечательным городом, единственным в России, поделенным на четыре укрепленные части. Он описан наполненным всеми жизненными благами, полным света, почти праздничным, сверкающим белыми кровлями колоколен и храмов. Число церковных и монастырских построек в городе приближалось по нашим подсчетам к 100 - 110, но очевидцам казалось, что их в четыре раза больше. Отмечались общительность и радушие горожан. Разумеется, это общие внешние впечатления, но за ними определенно крылись определенные реальности, отражавшие экономическое благополучие местного населения.

Своеобразный итог развития города на реке Великой в течение первой половины XVI века подведен хорошо осведомленным в русских делах протестантским пастором Павлом Одерборном в его сочинении-памфлете "Жизнь великого московского государя Ивана Васильевича" (1584). Одерборн пишет, что "город [Псков] был знаменит великолепием построек, большим количеством населения, изобилием богатств, плодородием почвы, окружен неприступными стенами, укреплен башнями и вид города также очень красив. В него часто приезжали купцы из Персии, Татарии, Сарматки (подразумевалась Московия. - А. К.), Ливонии, Германии, Британии и многих других стран, так как он был очень знаменит своим рынком" (Pauli Oderbornii Joannis Basilidis Magni Moscoviac Ducis Vita. Historia Ruthenicae scriptores exteri sueculi XVI. Petropoli, 1841. P. 248. Пер. К. А. Морозовой.).

С небывалыми подробностями описан Псков в период его осады в 1581 - 1582 годах польско-литовским войском под предводительством короля Стефана Батория. Эти сообщения обладают качествами важного источника и нередко дополняют русские известия. Псков тех лет сравнивался с крупными польскими и итальянскими городами, также Данцигом. "Любуемся Псковом,- восклицал участник осады ксендз Ян Пиотровский.- Господи, какой большой город! точно Париж. Помоги нам боже с ним справиться" (Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. Псков, 1882. С. 92.).

Восторженные замечания о городе на реке Великой, свойственные сочинениям первой половины XVI века, отныне вытесняются деловыми записями военного характера. Последние касались обороны города, стойкости и мужества его горожан, штурмов и стычек, а также вооружения и крепостных сооружений. О последних следует сказать особо.

В сочинениях, дневниках и донесениях современников события Даниэля Германа, Лаврентия Мюллера, особенно Яна Пиотровского, Антонио Поссевино, Рейнгольда Гейденштейна среди прочего сообщается о сооружении в Пскове непосредственно за каменными заполненных землей деревянных стен, иначе тарас (от фр. "terrases" - земляная насыпь), а также дополнительных к прежним башням новых, названных иногда бастеями.

Авральное укрепление каменной крепости землей и деревом не означало возврата к архаическим приемам доогнестрельной фортификации. Перед нами своеобразное проявление бастионной инженерии. Заполненные грунтом тарасы нередко лучше каменной преграды противостояли пробивной силе ядер. Ядра, не сокрушая деревянной конструкции, вязли в ее земляной сердцевине (См.: Кирпичников А. Н. Крепости бастионного типа в средневековой России. Памятники культуры. Новые открытия // Ежегодник 1978. Л., 1979. С. 476.). Такого рода заграждения строились и в местах, где в каменных стенах были пробиты бреши. Псковичи буквально под огнем врага воздвигали как бы деревянный дубль каменной крепости - как называют его западные авторы - блокгауз. В ходе военных приготовлений защитники города освоили в большой мере новый тогда в Европе эффективный метод дерево-земляного усиления долговременных укреплений.

Что же касается упомянутых выше полукруглых в плане, равновеликих стенам, открытых сверху башен - бастей, то для Пскова 1581 - 1582 годов они также оказались реальными. Правда, эти постройки отличались от классических бастей и представляли собой особой формы трехъярусные воротные башни с Г-образным в плане проходом-захабы. Разновидностью бастей являлись и построенные изнутри стен платформы для пушек - раскаты.

Таким образом, в свете иностранных известий об осаде 1581 -1582 годов Псков предстает местом, где в своеобразном виде использовались общеевропейские военно-инженерные новации. Добавим, что своевременное укрепление Пскова помогло его защитникам выдержать осаду, от исхода которой зависела судьба северных территорий России.

В 1580-1590 годах восстанавливается пошатнувшееся во время русско-польской войны экономическое и торговое значение Пскова. К этому времени относятся его первые специальные, довольно подробные описания, исполненные немецкими путешественниками Самуилом Кихелем и Иоганном Давидом Вундерером. Первый был в городе на берегах реки Великой в 1586 году, второй - в 1590 году. Отрывки их сочинений, посвященных России и Пскову, ныне впервые полностью переведены с немецкого на русский; они содержат множество неизвестных подробностей городской жизни, знакомят с бытом и нравами местных жителей и достопримечательностями города и его округи. В русских источниках многие из подмеченных деталей не встречены. Приведем несколько примеров.

Немалый этнографический интерес представляют свидетельские показания оказавшегося в Пскове С. Кихеля о похоронных обрядах горожан. Его удивили захоронения в больших закрытых деревянной крышей ямах, которые засыпались только после наполнения несколькими тысячами мертвых. Любопытство привело немца к одной из таких ям, и он даже дал мзду, чтобы открыть дверцу ограждения, спуститься вниз и в полутьме, как он пишет, с трудом осмотреться кругом. В описанном Кихелем месте общих могил безошибочно узнается существующее и ныне в Завеличье кладбище, расположенное у церкви Жен-мироносиц "на скудельницах".

79. План города Пскова. Чертеж 1581 г.

Скудельница, или божий дом, представляла, по данным этнографии, сарай с ямником, куда свозили умерших. В литературе высказывается мнение, что скудельницы предназначались для самоубийц, разбойников, воров, пьяниц, погибших от болезней, голода, мороза - словом всех, кто погребался без отпевания. В действительности, как об этом точно пишет Кихель, общие могилы отводились также для захоронения всех неимущих и бедняков, "не имеющих денег на отпевание в церкви и погребение" (Haszler К. D. Die Reisen des Sarrrael-Kiechel. Hibliothek des litterarischen Vereins in Stuttgart 66. Stuttgart, 1866. S. 117. Пер. автора и Л. С. Дименштейна.).

Прогуливаясь по наплавному мосту через реку Великую, Кихель увидел похоронную процессию во главе со священником. Дело было летом, но покойника везли на санях. Немецкий путешественник зафиксировал в Пскове неизвестный здесь по другим источникам международный, восходящий к глубокой индоевропейской древности обычай провожания умершего на санях. В Угорской Руси и Вологодской области, а также у южных славян этот обряд дожил до XIX века. Летописец впервые сообщает о погребении на санях великого князя Владимира Святославича под 1015 годом. Некоторых русских великих князей и царей вплоть до XVIII века таким образом провожали в последний путь как зимой, так и летом. В Пскове на санях везли гроб простолюдина. Этот факт из быта горожан XVI века в исторической литературе не учтен. Видимо, распространение в средневековой России древнего, не знавшего социальных ограничений языческого обычая следует представить шире, чем это казалось до сих пор.

Не могу далее не привести необычное известие И. Д. Вундерера, который побывал в Пскове и видел в его окрестностях "двух идолов, поставленных в давние времена жрецами, которые им поклонялись, а именно Услада, каменное изваяние которого в руке имеет крест, и Хорса, который стоит на змее с мечом в одной руке и молнией (буквально огненным лучом) в другой". (Wanderer J. D. Reisen nach Dennemarct, Russland und Schweden 1589 und 1590. Frankfurtisches Archiv für ältere deutsche Literatur und Geschichte. Zweiter Teil, Frankfurt аш Mein, 1812, S. 203. Пер. автора и И. Н. Хлопина.) Эта запись была воспринята историками с недоверием или вовсе игнорировалась. К такому отношению подталкивало и то, что Вундерер "приставил" к увиденным безымянным изваяниям имена славянских языческих богов, заимствованные им в известном труде С. Герберштейна "Записки о московитских делах" (первое издание появилось в 1549 году).

Приведенное сообщение Вундерера, на мой взгляд, все же заслуживает серьезного внимания. Оно обычно цитировалось выборочно. Между тем немецкий путешественник пишет, что изваяния находились поблизости от полевого лагеря Батория, войско которого, как упоминалось выше, осаждало Псков в 1581 - 1582 годах. По счастливому стечению обстоятельств именно в районе лагеря Батория (а его удалось локализовать на местности), у Промежицы, притока реки Великой, еще в конце XIX века был найден поврежденный каменный идол, которого можно сопоставить с одним из описанных Вундерером. По-видимому, речь идет о боге солнца Дажбоге или Хорее. Его атрибут - крест - виден частично на "промежицком" идоле. Словесный портрет другого, пока не найденного идола с мечом и молнией сближается с Перуном.

Не развертывая тех подробностей проведенного нами поиска, связанного с известием 1590 года, скажу, что Вундерер описал, видимо, реальное, заброшенное в XVI веке древнее языческое святилище. Такое заключение открывает новые возможности для изучения язычества древних славян. К слову сказать, путевой дневник Вундерера содержит немало и других, поддающихся проверке достоверных впечатлений о Пскове.

В сочинениях иностранцев о России приводились, конечно, не только истинные факты. Правда здесь шюй раз соседствует с вымыслом, доброжелательность с враждебностью. Требуется кропотливая работа по изучению этих в большинстве важных, но подчас сложных и неравноценных источников. Особый интерес представляют те оригинальные сведения, которые, будучи достоверными, обогащают историю русской культуры рядом немаловажных дополнений и открытий. В этой связи также обращают внимание древнейшие дошедшие до нас изображения Пскова, которые относятся ко времени его осады армией короля Стефана Батория. В нашей литературе эти изображения еще не воспроизводились.

В 1934 году польский ученый К. Бучек впервые опубликовал "План города Пскова", найденный в Ватиканском архиве (См.: Buczek К. Dorobek Kartograficzny wojen Stefana Batorego. Wiadomosci Siuzby Geograficznej. Warszawa, 1934. Zesz. 3, P. 251-263. Tab. II.) (ил. 79). План современен изображаемым событиям. Он был прислан в Рим в начале 1582 года папским нунцием А. Поссевино. Последний осенью 1581 года находился в полевом лагере С. Батория под Псковом, а позднее как посредник принимал участие в переговорах при заключении между воюющими сторонами Ям-Запольского мира. А. Поссевино, весьма осведомленный свидетель осады Пскова, замечательно подробно описал город на реке Великой (См.: Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 45.). Посланный им в Рим рисунок, очевидно, копия с плана королевской походной канцелярии.

На рассматриваемом плане показаны обозначенные латинскими подписями (Перевод надписей плана 1581 года осуществлен Д. А. Дрбоглавом.) Псков и города его округи Заволочье, Опочка, Красный, Воронеч. Эти населенные пункты были или временно захвачены, или находились на пути польско-литовской армии, двигавшейся к Пскову в июле - августе 1581 года. План как раз и отражает один из этапов этого движения и составлен явно в военно-ситуационных целях. Показаны реки Великая, Сороть, Пскова, дороги, соединяющие Заволочье, Красный, Опочку, Воронеч, виден королевский стан в районе Сороти, помечены расстояния в польских милях. Красный городок обозначен как "сожженный нашими", а Остров - ныне осажденным. Последнее пояснение имеет датирующее значение. Отряд королевской армии подступил к Острову 13 августа 1581 года, осаду всеми силами начали 18 августа, 21 августа крепость сдалась. 25 августа войска Речи Посполитой подошли к Пскову. Судя по тому, что Остров на плане значился осажденным, составление нашего чертежа могло иметь место между 18 и 20 августа 1581 года.

Начертание Пскова выполнено по сведениям пленных, очевидцев и донесениям. Оно схематично, но верно передает ориентацию и общую топографию города и его предместий. Обозначены стены Большого Окольного и Среднего города. Количество башен изрядно приуменьшено, но Гремячая башня Запсковья правильно представлена одной из самых высоких (по современным обмерам высота этой башни 25 м). Далее, точно локализовано местоположение верхнего и нижнего замка (Кремль и Средний город), а также княжеского дворца. Последний показан в виде трехэтажного дома, окруженного пристройками и затейливыми башенками" Княжеский дворец, а точнее двор, служил во второй половине XVI века царской резиденцией и одновременно "штабом" действовавшей в Ливонии русской армии. В нем по известиям 1569, 1577, 1579 и 1580 годов останавливался Иван IV. О постройках дворца сохранились отрывочные данные, относящиеся главным образом к XVII веку. Упомянутое изображение дворца, как бы его ни характеризовать, единственное в своем роде.

Псков по размеру превосходит все соседние города, имеющиеся на ватиканском плане. Он изображен с запада. Границей и как бы опорой с этой стороны являлась река Великая. Именно так рисовали иконописцы Псков в XVII -XVIII веках. Исследуемый вид города, следовательно, соответствует местной иконографической традиции, похоже, более древней, чем считается до сих пор. Возможно, что план 1581 года изготовлялся отчасти по каким-то русским эскизам или даже иконам. Такими материалами картографы С. Батория могли в то время обладать.

При всем интересе, который представляет план, его постройки и детали имеют во многом условное символическое значение, они передавались явно понаслышке. Строгих реалистических соответствий от этого чертежа требовать не приходится. Польская военная картография делала в тот период только свои первые шаги.

80. Вид Пскова до осады в 1581 — 1582 гг. Гравюра 1582 г.

Сделанный вслепую, еще до подхода к городу, и поэтому слишком общий и схематичный, план мог даже дезориентировать военного человека об истинной силе города и мощи его укреплений. Так, видимо, и случилось. Прибывший к Пскову Стефан Баторий, как пишет упоминавшийся выше Павел Одерборп. "увидел своими глазами огромный город, населенный большим количеством горожан, Дворян и сельских людей (собравшихся) из окрестностей и немалый военный гарнизон. Этот город был защищен подходящим расположением на местности, а с одной стороны - рекой Великой. Кроме того, он достаточно укреплен стенами, бастионами, каменными башнями.

Так что королю открылась совсем не та возможность (взятия города), которую он представлял себе по распространенным всеми слухам" (Pauli Oderbornii Joannis Basilidis Magni Moscoviae Ducis Vita. P. 248-249.).

Как бы ни трактовать план Пскова из архива Ватикана, это едва ли не самое раннее сохранившееся графическое изображение крупного русского города, исполненное в походных условиях каким-то военным топографом. Находящееся на грани между схемой и реальностью произведение свидетельствует о том, что польско-литовское командование, развертывая очередной поход в глубь России, не имело полного и отчетливого представления о цели своей операции - крупнейшем городе Восточной Европы.

Еще одна неизвестная в литературе гравюра Пскова помещена в немецкой брошюре, изданной в 1582 году в Нюрнберге. Название брошюры, относимой к так называемым "летучим листкам" времен Ливонской войны, таково: "Польские и русские ведомости. Собственное и краткое описание некоторых происшедших военных действий, а также осада мощного русского торгового города Пскова. Вместе с верным описанием мира, заключенного и утвержденного между обоими властелинами, а именно - его величеством королем Польским, с одной стороны, и великим князем Московским - с другой. И отдельно, подробное сообщение статей мирного договора. А также несколько правдивых сообщений и объявлений о лифляндских и турецких новостях и событиях, которые полезно знать и читать. Все вкратце сообщено из Литвы" (Polnische und Russische Zeitungen. Eingentliche und kurze Beschreibung etlicher ergangener Kriegsübungen auch die Belägerungen der gewaltigen Russischen Handels-statt Plesskaw. Nürnberg, 1582. Gedruckt bey Leonhard Heussler. Использован экземпляр ГПБ, хранящийся в собрании Россика.). Приведенное название издания, насчитывающего двенадцать страниц печатного текста, точно раскрывает его содержание. В нем описываются текущие военные события 1581 -1582 годов и, между прочим, приведен воспроизводимый мной рисунок под названием "Абрис или вид мощного торгового города Пскова, каким он был до осады", то есть до августа 1581 года (ил. 80).

Изображение Пскова, как нетрудно убедиться, фантастично. Мы видим некий немецкий город. Он окружен двойной крепостной стеной с башнями и центральными воротами, наполнен островерхими бюргерскими домами, а в центре красуется ратуша с высоким ступенчатым фронтоном, украшенным геральдическим орлом. Рисунок навеян немецкими гравюрами и ничего общего не имеет с русской действительностью. Немецкое изображение Пскова, однако, привлекает тем, что город выглядит процветающим, архитектурно выразительным и обширным. Читатель брошюры мог тем самым убедиться, что город далекой Московии имел все черты и облик привычного ему европейского центра. Видимо, таким Псков и рисовался читающему западноевропейскому современнику.

В целом иностранные письменные и графические данные о Пскове - показатель огромного интереса к притягательной, грозной, иногда загадочной для современников России, ее людям, обычаям и городам. Крупнейший европейский город, каким был Псков, для русских является своеобразным "окном в Европу". Здесь происходил и углублялся многовековой плодотворный обмен техническими и культурными достижениями Запада и Востока.