Возникновение зодчества на Руси не было лишь переходом от одного, привычного строительного материала, дерева, к другому. Монументальные каменные сооружения стали памятниками стремительного вхождения восточных славян в круг народов, наследовавших опыт тысячелетних цивилизаций античного мира. Выстроенные по княжеским заказам, покоряющие нас и сейчас своей красотой грандиозные соборы русских городов воплотили лучшие идеалы культуры Киевской Руси. Одновременно они оказались принадлежащими высокой традиции развития мировой архитектуры, причем не только из-за своего художественного совершенства, но и по своей внутренней природе, основным идеям и способам их выражения.
Этой блестящей эпохе предшествовали века постепенного развития в экономической и социальной жизни восточных славян, приведшего в IX в. к образованию могущественного Киевского государства. Рядом со старой племенной знатью сформировался новый правящий слой, наделенный по преимуществу административными и военными функциями.
Киевская Русь постепенно оказалась вовлеченной в интенсивные торговые и дипломатические отношения с окружающими государствами. По русской земле в IX-XI вв. проходил великий путь из варяг в греки. Центром притяжения для всех народов на этом пути была империя греков - Византия. Мирные договоры с греками 911 и 944 гг. вводили Киевскую Русь в круг международных юридических отношений и норм. Росло правовое сознание и внутри русского государства, уже в X в. складывается «Русская правда», регулирующая наиболее острые социальные отношения восточных славян.
Вместе с пересмотром привычных и прежде само собой разумеющихся отношений людей к миру и друг к другу постепенно обнаруживается настоятельная потребность сформулировать общие принципы нового мировосприятия, найти адекватные им и эпохе формы общественного сознания. Попытка объединения языческих культов, образования иерархического пантеона из прежних богов во главе с Перуном не удовлетворила предпринявшего ее во второй половине X в. киевского князя Владимира Святославича. В том мире, в который оказывалась вовлеченной русская земля, языческие божества становились слишком локальными, притом ограниченными отношениями человека к природе и недостаточно отвечающими сложности новых общественных ситуаций. Сознание человека, оставаясь религиозным, стремилось к более всеобъемлющему и цельному истолкованию усложнившегося бытия.
В поисках подобного мировоззрения Киевская Русь обратилась к христианству. Проникновение христианства через княжескую и дружинную среду обусловило особенную его эмоциональную и идейную окраску на Руси X-XII вв. Русь стала христианской в апогее своего политического и военного могущества. Ничто так не заботило ее властителей, как поиск силы, богатства и славы. Отразившая эту идеологию «Повесть временных лет», по меткому замечанию Д. С. Лихачева, «до краев наполнена звоном военной славы» (ПВЛ, ч. II, с. 27. ). В высокой мере свойственны были русским людям этого времени гордость и патриотизм. «Не в худе бо и не в неведоме земли владычествоваша, но в Русской, яже ведома и слышима есть всеми концы земли» (Памятники древнерусской церковно-учительной литературы / Под ред. А. И. Пономарева. СПб., 1894, вып. I, с. 69.) . Христианство на Руси окрасилось торжественностью и парадностью княжеского быта. Светлая, пронизанная надеждой атмосфера определила общий характер русской культуры XI в.
Идеал обряда был найден в Византии, сыгравшей в эту эпоху огромную роль в культурном движении многих народов. Укрепившаяся в X в. империя поражала все окружавшие ее варварские государства соединением силы, богатства и роскоши. Наследница античной цивилизации, создательница собственных великих ценностей, византийская культура приобщала народы к огромному богатству идей, чувств и форм.
Крещение соединило Русь с традициями византийской религиозной жизни. Событие это было весьма выгодным для самой Византии, ибо превратило опасного противника в потенциального союзника. Однако было бы опрометчиво думать, что подобная ситуация в какой-либо мере сказалась на самостоятельности Киевского государства. Христианство дало духовной жизни русского общества лишь новые импульсы и новые формы. Преуспеяние Руси получило обоснование с христианской - как бы всемирной - точки зрения. Запоздалое по отношению к другим странам крещение рассматривалось не как скромное ученичество и старательное подражание, а как в высшей степени почетное явление, свидетельство того, что в наступившую эпоху именно Русь является «богоизбранным народом»: «Кого бо тако бог любит, яко же ны возлюбил есть? Кого тако почел есть, яко же ны прославил есть и вознес? Никого же!» (ПВЛ, ч. I, с. 147. ).
Пожалуй, еще более поразительно соединение представлений о величии Руси с общим гармоническим восприятием прошлого и настоящего жизни разных народов, с пониманием их общности и содружественности. Киевское государство осознало себя в многовековой традиции мировой истории. «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона свидетельствует о неожиданной для только что принявшего христианство народа зрелости исторического самосознания (Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с. 87-92. ).
Интеллектуальная восприимчивость стала причиной еще одного свойства русской культуры. Пронизанный идеями военных походов и побед быт киевских князей оказался открытым для стремления к знанию, для духовной жизни. Уважение к разумному суждению, книгам явилось привлекательнейшей чертой XI столетия: «Ярослав ... любим бе книгам ... и почитая е часто в нощи и в дне ... И списаша книги многи, ими же поучаещеся вернии людье ... Велика бо бывает польза от учения книжного, книгами бо кажеми и учими есмы ... Се бо суть рекы, напающе вселеную, се суть исходищя мудрости; книгам бо есть неищетная глубина ...» (ПВЛ, ч. I, с. 102. ).
Книги соединяли русского человека XI в. с прошлым человечества. К тому же для христиан духовное общение поколений в чтении богослужебных книг приобретало характер откровения: «Иже бо книгы часто чтет, то беседует с богом или святыми мужами» (Там же, с. 103. ). Оригинальные произведения русской литературы XI в., в первую очередь «Повесть временных лет» со всеми ее источниками, «Слово о законе и благодати» Илариона, отличаются широтой общего взгляда, осмысленной и целеустремленной интерпретацией фактов при формирующемся уважении к хроникальной достоверности, поэтической образностью, богатством и развитостью языка. Все это характеризует общий высокий уровень киевской культуры XI в.
Такова была среда, в которой возникли замечательные произведения архитектуры X - XII вв. Основой для них явилась общевизантийская художественная традиция. Приглашенные князем мастера принесли на Русь приемы и формы константино-польского искусства. «Того же лета приидоша из Грек в Киев ко Владимиру каменосечцы и зиздателе палат каменных»,- сообщает под 6499 (991) г. Никоновская летопись.
Произведения греческих мастеров могли остаться единичными шедеврами, окруженными ученическими повторениями. Однако заказчики на Руси оказались властными и богатыми, русские мастера - способными к обучению и одаренными к творчеству. Строительное ремесло быстро достигло высокого качества. На протяжении ста с небольшим лет было возведено около 30 каменных соборов, добрая половина которых размерами превосходила храмы самой Византии X-XII вв. Мы справедливо гордимся памятниками начальной поры нашего искусства, подчеркиваем их красоту и оригинальность. Но мы бы рисковали исказить реальный характер исторического процесса и природу самих памятников, если бы не осознали значения византийского наследия.
Кристаллизация идей и языка византийского искусства происходила в V-VI вв., когда Византия занимала огромное пространство от Двуречья до Атлантики. Но уже в VIII в. границы империи замыкали только небольшую территорию по обе стороны Боспора. На землях, потерянных империей, развитие искусства продолжалось, и на восточных землях - в русле основного движения искусства самой Византии, ибо существовали и сходство жизненных процессов, и общность традиции, не прекращались и художественные контакты. Надо добавить к этому огромную притягательность византийского искусства для заказчиков и мастеров всего средневековья, работу многочисленных греческих художников и артелей в других странах, роль византийского искусства в странах восточнохристианских. Понятие византийское искусство оказывается связанным с очень широким кругом явлений.
Если бы данный тип искусства определялся не прилагательным «византийское», а каким-то иным, политически нейтральным, все было бы само собою разумеющимся. Когда говорят о готике, барокко, классицизме, то никому и в голову не приходит, что в самих этих понятиях есть какой-либо намек на зависимость художественных явлений одной страны от искусства другой. Все решают сами памятники. Точно так же надо бы относиться к понятию «византийское искусство». Само понятие надо специально оговорить, ибо его употребление часто бывает весьма неоднозначно и даже внутренне противоречиво. Дело в неадекватности смысла кажущихся взаимозаменяемыми словосочетаний «искусство Византии» и «византийское искусство». Первое из них характеризует искусство определенного государства, второе - искусство определенного типа и стиля. Если мы присоединим наши соборы X - XII вв. к искусству Византии - мы совершим ошибку, ибо окажемся слепыми к их связям с русской жизнью, русской культурой. Но если мы откажем им в праве считаться произведениями византийского искусства, то мы так же никогда не поймем истинного характера их художественного языка, резко обедним причастность русского искусства к явлениям, общим для всего круга европейской цивилизации.
Явления искусства, соответствующие значительным периодам в жизни человечества, развиваются шире границ отдельных государств. Восхищаясь искусством древней Греции и понимая его огромную роль в развитии цивилизации, мы все же относим его к общему, более широкому потоку тысячелетней античной культуры, которой принадлежат также художественные достижения и эллинистических государств, и Римской империи. Эта общность ничуть не мешает оригинальности художественного языка отдельных регионов, самостоятельности и творческой наполненности их культурной жизни.
Точно так же Русь, войдя в сферу византийской художественной культуры, прямой наследницы античности, оказалась причастной к главным направлениям развития европейской цивилизации. Ее архитектурные памятники своей оригинальностью и совершенством обогатили художественную жизнь Европы X- XII столетий. Методологически правильную основу для понимания ситуации мы находим в известном определении В. И. Лениным исторического места марксизма: «История философии и история социальной науки показывает с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на «сектантство» в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 40. ).
Киевская Русь, став в X-XI вв. на общий путь развития европейской цивилизации, обрела свою художественную самостоятельность в оригинальности и высоком уровне решения основных и общих для всей этой культуры задач. Региональная обособленность сменилась равноправным творческим сотрудничеством.
Вопрос о влияниях в искусстве (именно о влияниях, а не о подражании) часто имеет совершенно неверную постановку, ибо активной, действующей стороной при этом считается сторона влияющая. На самом же деле не может быть никакого влияния, если сторона, подверженная внешнему воздействию, не способна или не хочет его принять. О настоящем влиянии можно говорить лишь при условии активного и заинтересованного восприятия одним искусством близкого и необходимого ему художественного опыта другого. Источник процесса - в росте самосознания и художественного уровня воспринимающего искусства.
История изучения древнерусской культуры знала эпохи различного отношения к художественному наследию Византии. Пришла пора преодолеть односторонность и предвзятость отдельных точек зрения. Единственный способ понять и истинную роль византийской архитектурной традиции в становлении древнерусского зодчества, и подлинную оригинальность последнего, направление его художественного развития состоит в тщательном сравнительном изучении самих памятников.
Древнерусские памятники будут рассмотрены в ее второй части, а в первой мы постараемся выяснить, что же составляла византийская традиция для Руси конца X в. Будут рассмотрены общие процессы развития византийского искусства и наиболее пристально те, которые оказались непосредственно связанными со становлением древнерусского зодчества.
На протяжении многих лет работы над рукописью автор имел счастье пользоваться критикой и советами двух очень дорогих ему людей, замечательных исследователей византийского и древнерусского искусства - Виктора Никитича Лазарева и Михаила Андреевича Ильина. Любовь к произведениям архитектуры и живописи Древней Руси сочеталась у них с пониманием общности исторического движения того большого культурного региона, частью которого стала с X в. и Русь. У В. Н. Лазарева и М. А. Ильина автор учился культуре восприятия искусства, принципиальности, стремлению к исторической правде, к раскрытию через художественные произведения мироощущения далекой и прекрасной эпохи отечественной истории - Киевской Руси.
Особое значение для автора имели исследования В. Н. Лазарева, посвященные древнерусской живописи XI-XII столетий (Мозаики Софии Киевской. М., 1960; Михайловские мозаики. М., 1966; Константинополь и национальные школы в свете новых открытий.- ВВ. М., 1961, XVII, с. 93-104; соответствующие разделы коллективной «Истории русского искусства», т. I. M., 1953 и монографии «История византийской живописи», т. I-II. М., 1947-1948, и мн. др.), ибо в них были правильно поставлены и решены основные проблемы начальной стадии развития нашего искусства. Рассматривая создания русских мастеров среди явлений общевизантийского художественного круга, в контексте развития европейской художественной традиции, В. Н. Лазарев умел выявить их глубокую оригинальность и совершенство, общественную значимость их внутреннего содержания.
Светлой памяти В. Н. Лазарева и М. А. Ильина автор посвящает эту книгу.