В КАМЕРГЕРСКОМ ПЕРЕУЛКЕ

Уже не за горами XX век — век великих реформаторов театра. 14 октября 1898 года в старом здании театра «Эрмитаж», что в Каретном ряду в Москве, началась целая эпоха в развитии русского и мирового театра. Состоялось официальное открытие Московского Художественного театра под руководством К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Новый театр неспроста назывался общедоступным — это был подлинно демократический театр, который обращался не к сильным мира сего, а к самой широкой публике с новой драматургией Чехова и Горького. Правда жизни, честность, свободомыслие — такова была линия театра, и такое содержание требовало соответствующей архитектуры.

С этой точки зрения рассчитанное на увеселительные представления сомнительного вкуса театральное здание в Каретном ряду, где МХАТ провел свои первые три сезона, никак не соответствовало новаторской программе театра. (Неоднократно перестроенное, это здание и по сей день стоит в саду «Эрмитаж» — в нем играет теперь Московский театр миниатюр.) Вот почему, получив щедрую финансовую поддержку известного мецената С. Т. Морозова, Художественный театр уже в 1902 году приступил к постройке нового здания. Точнее, к обширной и капитальной реконструкции старого здания в бывшем Камергерском переулке, который позднее сменил свое название на проезд Художественного театра. По иронии судьбы и это здание, где предстояло работать новому театру, было связано прежде с увеселительным заведением — кафешантаном французского антрепренера Омона. «Вертеп Омона», как его называли в Москве, должен был превратиться в храм современного искусства. За решение этой непростой задачи взялся — кстати сказать, совершенно безвозмездно — один из лучших московских аритекторов, человек передовых взглядов и в своей профессиональной, и в общественной деятельности, Федор Иванович Шехтель.

Парижский оперный театр. Архитектор Ш. Гарнье

И справился с этой задачей блистательно. Правда, ему пришлось считаться с конструкцией фасада старого здания, но, несмотря на это, удалось отразить в архитектуре дух правды и простоты, который несло в себе искусство Художественного театра. Особенно ярко проявилось мастерство Шехтеля в интерьерах. Удобно расположенные фойе-кулуары оформлены с подчеркнутой скромностью и подчинены целиком функциональным требованиям. Оборудованная по последнему слову театральной техники того времени, сцена раскрыта в зал на всю его ширину и максимально приближена к зрителю, чтобы не создавать барьера между ним и актером, упразднена даже оркестровая яма. В размещении зрительных мест использован принцип ярусного театра, но как не похож мхатовский зал на традиционный зал такого типа! Ложи заменены сплошными балконами — этот подчеркнуто демократический прием позволил улучшить видимость и усадить в сравнительно небольшом зале 1300 человек. Богатых украшений, лепнины, позолоты, расписного потолка нет и в помине. Интерьер выполнен в сдержанных серо-зеленых тонах, мягко очерченных, лаконичных формах. Ничто не отвлекает внимание зрителя от сцены, от самого содержания театрального действия.

Это было так необычно, так не похоже на парадный блеск, а подчас и аляповатую безвкусицу прежнего театра, где развлекательность зрелища то и дело брала верх над его идейным и художественным содержанием. Необычным был даже ставший впоследствии знаменитым занавес с эмблемой чайки — не расписной или тканый, не бархатный, а подчеркнуто скромный, выдержанный в приглушенных тонах зала. Словно одна из стен театра, раздвигаясь, открывалась прямо в окружающий мир, в ту самую реальную жизнь, которая, по замыслу Станиславского, должна была царить на сцене. В этом еще одна примечательная и, может быть, главная особенность работы Ф. И. Шехтеля — он построил здание для Московского Художественного театра, и ни для какого другого. Здание, которое стало одним из первых примеров плодотворного творческого сотрудничества архитектора и режиссера.