ДВОРЕЦ СОВЕТОВ

Точки над «и» поставил длительный, в несколько этапов, конкурс на Дворец Советов в Москве, тянувшийся почти три года, с 1931-го по 1933-й. Перед участниками этого конкурса была поставлена необычайная по сложности идейно-художественная задача — создание архитектурного образа главного здания страны. И здесь выяснилось со всей очевидностью, что сам по себе рациональный функциональный анализ и вытекающее из него последовательное расчленение здания на элементы недостаточны для решения поставленной задачи. Даже если они выполнены с таким изысканным, филигранным мастерством, как в представленном на конкурс проекте Корбюзье.

Сложная технология гигантского сооружения (главный зал Дворца Советов вмещал по заданию 21 тысячу человек) должна была быть разрешена в пространстве не просто исходя из соображений удобства, хотя и это само по себе было сложной задачей. Главное в том, что гигантское сооружение должно было стать символом своей эпохи, выразить дух времени в ясных, запоминающихся неповторимых формах. Значит, оно должно было обрести целостную пространственную структуру, единую пространственную композицию. Здесь не годилась пришедшая из промышленности функциональная технология. А других средств разработки пространственной структуры крупного сооружения так называемая современная архитектура (причем не только наша, но и зарубежная) на тот момент, увы, не имела. Оставался единственный выход из положения — вернуться к ортодоксальному методу поисков архитектурной формы, позволяющему сформировать цельный пластический образ здания.

Конечно, можно было попытаться найти такой образ в языке современной архитектуры, в лаконизме простых геометрических форм — для этого надо было более широко и масштабно осмыслить задачу, отказаться от догматической приверженности к машинной технологии, в полной мере ощутить себя художником. Большинство даже видных архитекторов нового направления еще не были готовы преодолеть в себе укоренившийся за эти годы «ползучий» рационализм. Даже Корбюзье — новатор из новаторов — подойдет к такому повороту в своем творчестве лишь в пятидесятые годы. По этому пути шел Леонидов. Но он был одинок, проект здания Наркомтяжпрома только предстояло разработать, а идти было еще очень далеко.

В этих условиях проще всего оказалось повернуть обратно и обрести утраченную цельность на проверенных временем дорогах классики. От тура к туру многоэтапного конкурса проект архитектора Б. М. Иофана, к которому затем присоединились В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейх, обретал все большую законченность монументального сверхсооружения. Сравнительно небольшой в первом туре спиралевидный объем на высоком стилобате постепенно разрастался, превращаясь в главную тему выбранного для строительства проекта — гигантскую уступчатую башню, устремленную в небо. Целостность пространственной структуры сооружения и вдохновляющая символика образа были достигнуты. Пускай путем обращения к старым классическим мотивам, традиционным фасадным картинкам, но архитектура зато вспомнила о своем извечном предназначении — говорить на языке высокого искусства.

Павильон СССР на выставке в Париже. 1925 г. Архитектор К. Мельников

Что же касается функционального метода, то он вошел в плоть и кровь архитектуры XX столетия, его не отлучить от нее никакой ценой. Он стал историческим завоеванием советской архитектуры. Улягутся, потом снова всколыхнутся и снова улягутся бурные волны полемики — время найдет ему достойное и правильное место в разностороннем творчестве советских архитекторов.

Великая Отечественная война оборвала планы строительства главного общественного здания страны. Подготовленные к монтажу металлические конструкции гигантского сооружения были использованы для нужд обороны — из них строились мосты, изготовлялись противотанковые заграждения. Со временем на месте котлована, отрытого для строительства Дворца Советов на Кропоткинской набережной, был устроен популярный теперь у москвичей круглый бассейн. Однако Дворец Советов не только стал историей советской архитектуры. Построенные в Москве в послевоенные годы высотные здания самим фактом своего строительства и архитектурным обликом обязаны Дворцу Советов — их уступчатые динамичные силуэты напоминают о том, что они наследники и продолжатели этого неосуществленного проекта.

Идея строительства Дворца Советов обрела вторую жизнь в 1957 году. Теперь для него была выбрана новая и тоже очень ответственная площадка — на Ленинских горах, на одной из главных планировочных осей Москвы, соединяющих Кремль с новыми столичными комплексами стадиона в Лужниках и Московского государственного университета. Так уж получилось, что работа над проектированием Дворца Советов отмечала наиболее важные повороты в развитии советской архитектуры. Новый конкурс на проект здания Дворца Советов прошел в атмосфере решительного отказа от псевдоклассических декораций в архитектуре. Вот и облетели разом фасадные картинки, уступая дорогу трехмерным леонидовским макетам и обнажая то главное, что годами формировалось под их иллюзорным внешним покровом — крупномасштабную цельную структуру современного архитектурного сооружения. И хотя представленные на конкурс проекты в конечном счете также остались нереализованными, они обозначили новый этап поисков архитектурного образа крупного общественного здания, свободный от функционалистской предвзятости и от непосильной ноши классического наследия.

Ну что ж, наверное, не наступило еще в нашей архитектуре время глубокой и полной зрелости, чтобы великая идея Дворца Советов в полной мере оказалась ей по плечу. Но повседневная, настойчивая работа неуклонно приближает это время. Накоплен большой и плодотворный опыт проектирования крупных общественных сооружений во всем мире и, конечно, у нас в стране. О чем же он говорит? К какому пониманию композиционно-пространственной структуры общественного здания он подводит? Какие проекты мы увидели бы на третьем конкурсе Дворца Советов, если бы он состоялся в ближайшем будущем?