Дерево на Руси было наиболее распространенным строительным материалом с древнейших времен до XVIII-XIX вв. Помимо обилия лесов в северной и средней полосе страны (а в древности и южная Русь была более богата лесами, пригодными для строительства, чем теперь) этому способствовала и легкость обработки дерева и возведения из него построек. Кроме того, меньшая по сравнению с каменными теплопроводность деревянных стен, их сухость и возможность заселения деревянных жилых домов сейчас же после окончания их сооружения были дополнительными причинами широкого распространения деревянных построек, несмотря на то что они страдали от гниения и легко уничтожались огнем.
Отмеченные преимущества деревянных зданий, их дешевизна и возможность возводить простейшие из них самим владельцем, без участия профессионалов-плотников, сделали постройки из дерева доступными не только для богатых, но и для самых широких слоев населения Руси. В этом материале возводились жилые и хозяйственные постройки крестьян-смердов и горожан разной степени зажиточности, хоромы бояр и князей, царские дворцы, большие и малые церкви и часовни, крепости и мосты.
Таким образом, русские зодчие-плотники имели дело со значительно более широким кругом тем и типов, чем современные им зодчие-строители каменных зданий. Наиболее ранние примеры определенных типов жилого дома, например трехчастного в плане здания с сенями посредине, известны именно в дереве. Нижние венцы таких зданий открыты археологическими раскопками на Неревском конце Новгорода в слоях XI-XII вв. В силу широкого распространения и дешевизны в деревне были выработаны наиболее соответствовавшие русскому бытовому укладу типы зданий, которые значительно позже, иногда через несколько веков, были перенесены в каменную архитектуру. Некоторые же типы зданий, как, например, крестьянские избы и хозяйственные постройки, получили широкое распространение только в дереве, а в камне и кирпиче стали осуществляться не раньше начала XIX в., и то в небольшом количестве.
В дальнейшем будут указаны и другие примеры перенесения в каменную архитектуру композиционных приемов и форм, выработанных задолго до этого в деревянном строительстве. Но так как на такие приемы и формы влияли свойства дерева и присущие ему методы возведения построек и конструктивные приемы, сначала нужно будет охарактеризовать их, сопоставляя с формами и конструкциями рассмотренных ранее каменных зданий.
Основу русского деревянного здания составлял сруб из горизонтально уложенных венцов, связанных в углах врубками (делавшимися в рассматриваемое время почти исключительно с остатком) и сплачиваемых между собой пазами, вынимавшимися в верхней (в более ранних постройках) или в нижней (позднее) части каждого бревна. При такой системе возведения стен длина бревна ограничивала их длину, но позволяла делать срубы значительной высоты. При возведении более крупных зданий нужно было ставить рядом несколько срубов, соединяя их между собой проемами. В жилых домах иногда ставились рядом два сруба так, что получались две смежные стенки (прием, доживший местами до XVIII-XIX вв.), а в других случаях продольные бревна смежных срубов сращивались между собой в гнездах поперечной стены. Иногда срубы соединялись между собой сенями со стенами из пластин или тонких бревен, забранных в пазы вертикально поставленных столбов. Столбы таких стен были врыты своими нижними концами в землю, и длина бревна не была пределом для длины стены. Был известен и прием соединения между собой смежных срубов врубками, когда эти срубы делались разной ширины или слегка сдвигались один по отношению к другому.
Схемы срубов жилых домов
В зданиях общественного назначения (церкви) для устройства большей площади в основном помещении последние делали или крестообразным в плане, или восьмиугольным; это позволяло при той же длине бревна получить площадь в пять-шесть раз большую, чем в квадратном срубе. В восьмигранных срубах, дававших возможность находящимся в них лучше, чем в крестообразных в плане, видеть и слышать все, что происходило в их восточной части, нужно было соединять бревна между собой врубками под углом в 135о, что вело к несколько большей) потере длины бревна на таких врубках. В тех случаях когда к восьмигранному срубу присоединялись два или четыре квадратных в плане сруба, соединявшие их врубки делались без остатка под углом в 225о. Примеры таких врубок можно видеть в сохранившихся восьмигранных с прирубами церквах конца XVI- XVIII вв., но из летописей мы узнаем, что такие здания уже в конце XV в. считались построенными "по старине".
Детали и конструкции деревянных сооружений
Из горизонтальных венцов состояли и покрытия деревянных зданий. При двускатных крышах бревна торцовых стен образовывали щипцы и связывались между собой продольными бревнами. При этом концы продольных бревен выпускались больше, чем в стеновой части сруба, образуя большие свесы крыши над торцовыми фасадами. Такая конструкция покрытий позволяла придавать их щипцам любую форму - пологого или крутого треугольного щипца, крутого щипца с более пологими нижними частями, которым в стеновой части сруба соответствовали очерченные кривой линией расширения их верхних бревен и бревенчатые карнизы - "повалы" боковых стен, поддерживавшие пологую часть крыши - "полицу". Наконец, щипец и соответствовшая ему крыша могли иметь и криволинейные очертания в виде полукруга или несколько большей части окружности и такой же части цилиндра с полицами и повалом внизу и заострением наверху. Такие "бочечные" крыши можно видеть в ряде церквей конца XVI-XVIII вв. В XVI в., судя по старым рисункам и описям, такие крыши были обычными и в светских постройках.
Виды деревянных двухскатных покрытий
Центрические, квадратные и восьмиугольные в плане постройки имели такие же рубленые покрытия в виде четырех- или восьмигранной пирамиды, состоявшей из венцов, бревна которых укорачивались в каждом последующем венце. Иногда стены сруба переходили непосредственно в грани такой пирамиды - "шатра", а иногда в верхней Части сруба постепенным удлинением бревен создавался повал, поддерживавший такую же полицу, как и в двускатных крышах большой крутизны. Как в двускатных, так и в шатровых срубах-крышах покрытия, составленные из бревен, нередко не были так тесно сплочены, как стеновые срубы, но имели между собой просветы, особенно при более пологих крышах. Луковичные главы шатров, венчавших церкви, также делались из горизонтальных венцов, так что здание от земли и до основания венчавшего его креста было рубленым.
Покрытие в виде так называемой бочки
Покрытие в виде крестовой бочки
На форме и пропорциях проемов, прорезавших рубленые стены, сказывались свойства дерева, более легкого по сравнению с камнем и хорошо работающего на изгиб, а также особенности структуры зданий, устойчивость которых была тем больше, чем лучше связь между их углами. Это обусловливало возможность делать проемы широкими и перекрывать их плоскими перемычками и нежелательность делать их высокими, так как в этом случае приходилось перерубать большое число венцов, что ослабляло связь между углами срубов. Поэтому в отличие от каменных построек с их высокими, сравнительно узкими и перекрытыми арками окнами деревянные рубленые здания должны были иметь прямоугольные окна, более широкие, чем высокие. Такими были простейшие "волоковые" окна, совсем не нарушавшие связи между углами срубов: они прорубались в двух смежных венцах на полбревна вверх и на столько же вниз. Ширина их при этом делалась в 1,5-2 раза больше высоты.
Покрытие в виде так называемого куба
При устройстве более крупных "косящатых" окон приходилось перерубать бревна двух-трех смежных венцов, запуская шипы, оставлявшиеся на торцах перерубленных бревен, в пазы обрамлявших окна косяков. Косяки делались из толстых брусьев и врубались в верхнее и нижнее, подоконное, бревна. При этом пропорции окон были близки к квадрату, а в тех случаях, когда нужно было лучше осветить помещение, увеличивали не высоту, но ширину окна и во избежание прогиба верхнего бревна подпирали его одной или двумя стойками, которые делались из таких же брусьев, как и косяки, и образовывали двух- или трехчастное лежачее окно. В таких широких проемах, как ворота или церковные двери, прогиб перекрывавшего их бревна предотвращали иногда, придавая верхам проемов трапециевидную форму при помощи постепенного напуска верхних бревен, обрамлявших проем.
Детали и конструкции деревянных сооружений. Двускатные рубленные покрытия
Таким же путем из части бревен поперечных стен зданий устраивали консоли, поддерживавшие галереи и верхние площадки крылец, а в крепостных башнях и стенах такие же бревенчатые консоли поддерживали нависавшие над стенами бревенчатые парапеты - "заборолы", ограждавшие верхние боевые площадки башен и образовавшие своим напуском бойницы навесного боя. О таком устройстве верхов крепостных стен летописи упоминают уже в XI в. Тот же прием постепенного напуска бревен, образующих консоли под балкой, можно видеть и в переходе от столбов, поддерживающих площадки крылец или балки перекрытий широких помещений (церковные трапезные), к лежащим на них частям. Сохранившиеся до наших дней примеры таких столбов с бревенчатыми консолями не восходят ко времени более раннему, чем XVII в., но, видимо, они повторяют более древние образцы, и некоторые свидетельства летописей позволяют предполагать, что крыльца с верхней площадкой на одном столбе могли существовать уже в конце X в.
К более ранним образцам восходят и сохранившиеся в некоторых постройках XVII-XVIII вв. каркасные конструкции колоколен и галерей. Первые состояли из пяти или девяти врытых в землю столбов, несших верхнюю и промежуточные площадки, лестницы и покрытие, основу которого составляли простейшие стропила с ногами, опиравшимися на средний столб и верхнюю обвязку столбов, стоявших по периметру здания. Эти столбы не всегда одевались срубом и иногда оставались открытыми подобно тому, что можно видеть на одной из миниатюр Радзивилловской (Кенигсбергской) летописи (новгородской копии XIV в. с более раннего южнорусского оригинала). Каркасные стенки галерей и верхних холодных этажей - "чердаков" - жилых хором состояли из часто поставленных столбов, связанных верхней и нижней обвязками и подоконными брусом, и заполнения из досок, уложенных в пазы этих конструктивных элементов горизонтально или наклонно. О существовании "чердаков" говорит опись царского дворца в Коломне, составленная в 1577 г. и описывающая это здание как местами сильно обветшавшее.
Наконец, раскопки, ведшиеся на Неревском конце Новгорода, обнаружили в слоях XI-XIV вв. такие известные нам по позднейшим постройкам детали, как резные доски оконных наличников, крылечные столбы, также украшенные резьбой, части кровельных теса и лемеха с вырезанными концами и остатки "куриц" - тонких еловых жердей с крюками-корнями на нижних концах, свидетельствующие о том, что уже тогда было известно устройство безгвоздевых тесовых кровель, сохранившихся в ряде позднейших (XVIII-XIX вв.) построек. При таком устройстве "курицы" складывались на бревна, образовавшие скаты крыши; в крюки нижних концов "куриц" клались сделанные из целых бревен желоба ("водотечники", "потоки"), в которые упирались своими нижними концами кровельный тес, а стыки между верхними концами этого теса накрывались другим выдолбленным бревном ("охлупнем", "шеломом").
Изображение жилых зданий на плане Москвы С. Герберштейна, между 1517 и 1526 г.
Описанные выше связанные со свойствами дерева конструктивные формы и приемы композиции были общими для зданий любого назначения, возводившихся в этом строительном материале. Одинаковые рубленые стены имели жилые и хозяйственные постройки, богатые хоромы, церкви и крепости. Каркасные галереи церквей находили аналогии в таких же "чердаках" богатых жилых домов. Схожими по своим конструкциям и формам были крыльца светских и культовых зданий и их окна. Одинаковые двускатные крыши, простые и бочечные, можно было видеть на жилых зданиях и церквах, а шатровые верха церквей и колоколен были похожи на такие же верха крепостных башен. Все это наделяло целостностью облик деревень, сел, погостов, монастырей и городов и значительно облегчало зодчим превращение таких комплексов в архитектурные ансамбли.
Деревянные ограды населенных мест бывали различными в зависимости от значения окружаемого ими поселка. Наиболее простые виды оград возводились и в позднее время (тыны из заостренных бревен с помостом с внутренней стороны в русских укрепленных поселениях конца XVIII - начала XIX в. на Аляске и в Калифорнии), а наиболее совершенный вид их - стены из срубовгородней, засыпанных внутри землей и имевших сверху крышу и нависавший над стеной парапет - "заборол", образовавший ярус навесного боя, - был известен уже в ХI-ХII вв.
Часто укрепленные поселения размещались в местах, защищенных самой природой - крутыми откосами холма или течением реки. При отсутствии таких природных препятствий они создавались искусственно насыпкой вала, нередко имевшего внутри деревянную основу в виде лежней или рубленых клетей, уложенных перекрестно в несколько ярусов и соединенных между собой врубками или крюками (из сучков или корней).
Перед валом тянулся сухой или наполненный водой ров, вынутая из которого земля и образовывала самый вал, служивший подножием для тына или рубленой стены.
Крутые, нередко поросшие травой склоны вала были похожи на крутые склоны холма или берега реки, и венчавшие их тыны или рубленые стены были неразрывно связаны с их природным окружением, особенно если укрепление было овальным или круглым в плане и не имело четких углов. Непрерывной горизонтальной полосой тянулись такие деревянные стены по верхам их естественных или искусственных земляных подножий, повторяя в плане все изгибы последних и не прерываясь ни башнями, ни воротами, устраивавшимися внизу, в валу. Бойницы для луков и самострелов были узкими, прорубались в двух смежных бревнах (вертикально в тыне и горизонтально в рубленой стене) и были почти незаметны.
Будучи тесно связанными с естественным ландшафтом, такие простейшие ограды становились его частью, а впечатление монументальности и неприступности, требовавшееся от них, создавалось откосом вала, малыми размерами бойниц, а со временем - и темным цветом дерева. Высота тынов ограничивалась длиной бревна, служившей мерилом масштаба. Частые вертикальные тени и заостренные верхние концы их в какой-то мере придавали таким оградам устремленность вверх, увеличивали зрительно их высоту, но одновременно ослабляли впечатление монументальности.
Стены из засыпанных землей срубов могли иметь большую высоту, но по длине делились на звенья, ограниченные длиной бревна. Вертикальные членения - торцы поперечных стенок (двойные в более ранних стенах из поставленных рядом срубов и одиночные в более поздних, где каждая поперечная стена связывала между собой смежные срубы, будучи общей для них) - выступали сильно, а нависавший наверху парапет - "заборол", ограждавший верхний боевой ход и образовывавший ярус навесного боя, придавал стенам особую внушительность и монументальность. Монументальными такие стены казались и из-за многочисленных горизонтальных теней на их венцах, а значительное число венцов, ясно читаемое благодаря их выпуклостям и теням, подчеркивало высоту стен. Бойницы не ослабляли зрительно мощи стен в силу как своих малых размеров, так и горизонтальной протяженности, делавшей их как бы сдавленными, сплюснутыми тяжестью сруба. Размещение бойниц в несколько ярусов при значительной высоте стен дополнительно подчеркивало эту высоту, а шахматный порядок расположения бойниц, диктовавшийся желанием не оставлять перед стенами мест, недоступных для обстрела, не вносил живописности в их архитектуру, так как бойницы, будучи малы и разделены между собой значительными участками стен, не воспринимались как точки одной зигзагообразной линии.
Башни на линии стен появились не позднее XIV в., когда такие башни уже возводились в камне взамен их деревянных предшественниц (Новгород, где во второй половине XIV в. каменные башни были построены "против каждой улицы", на линии Окольного города, с деревянными стенами, поставленными на валу с каменной основой). Каменные проездные башни деревянных (точнее деревянно-земляных) укреплений существовали уже в XI (Киев) и в XII (Владимир) веках.
Сохранились изображения 1570-х гг. и 1610 г. с видами нескольких деревянных крепостей вокруг Полоцка, построенных между 1567 и 1579 г., и стен московского Земляного города 1591-1592 гг., на которых видны такие башни (как их стали называть с этого времени взамен прежнего названия "костры"), квадратные и многоугольные в плане, с двускатными и шатровыми крышами, проездные, угловые и промежуточные.
Крепости вокруг Полоцка на рисунках Ст. Пахоловича показаны имеющими геометрически правильные планы в виде прямоугольника, трапеции, треугольника, достоверность чего подтверждается изучением в натуре мест, где эти крепости находились. Такая конфигурация планов крепостей объяснялась методами их постройки - сборкой на месте из предварительно заготовленных элементов. Но эти геометрические фигуры были связаны с излучиной реки, береговой линией, озерами и пр. и были, таким образом, неотделимы от местных природных условий. Сделанные в небольшом масштабе, с птичьего полета, рисунки Пахоловича схематичны, но все же на них видны бойницы, расположенные в стенах в один ряд, а на башнях в три ряда в шахматном порядке; сильно вынесенные вперед башни, квадратные в плане с двускатными или четырехгранными шатровыми крышами, и многогранные; ворота, прорезанные в башнях, пряслах стен и иногда зажатые между двумя тесно поставленными башнями. Навесной бой на этих маленьких рисунках не показан, но современные рисункам донесения говорят о наличии его. Зато ясно показана на всех рисунках земляная подсыпка к башням, прорезанная пушечными бойницами и вместе с нависавшими над ними парапетами навесного боя, придававшая башням внушительный и монументальный вид.
В размещении башен еще не было заметно строгой системы. В одних крепостях даже на косых углах стояли квадратные в плане башни, в других - такие же башни стояли и на углах, и между ними, в третьих - одни угловые башни были квадратными в плане, а другие - многоугольными. Наконец, в более крупных крепостях угловые башни были многоугольными, а промежуточные - и многоугольными, и квадратными в плане.
Документы XVI в., относящиеся к постройке этих крепостей и к их осаде, не оставляют сомнения в том, что их стены состояли из засыпанных землей срубов и, следовательно, имели вертикальные членения в виде торцов поперечных стен. Эти торцы, горизонтальные тени венцов, а также пропорции бойниц заставляли стены казаться монументальными, но особую выразительность придавали им башни, более высокие, чем стены, выделявшие углы и ритмически расчленявшие стены на прясла. Дозорные вышки на шатрах башен здесь и в московском Земляном городе не показаны, но на рисунке 1694 г., изображающем деревянную крепость 1583-1584 гг. в Архангельске, все башни показаны восьмигранными с навесным боем и дозорными вышками на шатровых крышах. Эти вышки, повторявшие в миниатюре очертания самих башен с их шатрами, заставляли последние казаться больше своих действительных размеров, чему способствовало и расчленение башен на три убывающие по высоте снизу вверх части - сруб с навесным боем, шатер и дозорную вышку.
На так называемом сигизмундовском плане Москвы, нарисованном в 1610 г. художником Иоганном Готфридом Абелином, ясно видны рубленые стены с торцами поперечных стенок, отделяющих один сруб от другого, их двускатные крыши, навесной бой башен и их высокие шатровые крыши. Здесь все проездные башни, независимо от того, имеют ли они один или два проезда, прямоугольны в плане и покрыты четырехгранными шатрами, а угловые башни - многоугольные (вероятно, восьмиугольные) с высокими шатровыми крышами и полицамй. Таковы же и промежуточные башни, стоявшие в местах излома и поворота стен.
Имевшие около 15 км в длину, с 45 глухими и 12 проездными башнями стены московского Земляного города должны были производить гораздо более внушительное впечатление, чем маленькие крепости на подступах к Полоцку. Но и здесь средства создания такого впечатления не выходили за рамки практически необходимого и конструктивно неизбежного. Большая высота стен, представляющая собой первое из этих средств, была необходима для придания им большей неприступности и для удобства обстрела с них внешнего пространства. Малые размеры бойниц и их размещение в несколько ярусов вызывались требованиями оборонительного порядка, служили важным средством масштабной характеристики крепостей, зрительно увеличивавшим их размеры. Требованиями обороны вызывалось и устройство на башнях "облома" - яруса навесного боя, наделявшего их особой монументальностью. Этому же впечатлению способствовали и обилие выпуклостей и горизонтальных теней на стенах, неизбежное при их постройке из горизонтально уложенных венцов, и пропорций вытянутых по горизонтали бойниц, также вытекавшие из структуры. стен. Такими же обусловленными структурой стен особенностями были их вертикальные членения - торцы поперечных стен, одновременно подчеркивавшие и длину, и высоту сооружения и, следовательно, имевшие большое значение для должной его масштабной характеристики.
Изображение жилых домов на так называемом сигизмундовском плане Москвы. 1610 г.
Большая по сравнению со стенами высота башен, их сильный вынос вперед, частая расстановка, создававшая при большой протяженности стен четкий ритм вертикальных выступов, наконец, высокие крыши башен, усиливавшие их господствующее положение в общей композиции, - все это, вытекая из оборонительных требований, наделяло в то же время крепости монументальностью и суровым величием. Земляные валы, на которых стояли деревянные стены и башни, или земляные подсыпки к башням, какие можно видеть в крепостях вокруг Полоцка, усиливая их обороноспособность, придавали им одновременно большую внушительность и создавали более тесную связь крепостей с окружающим ландшафтом.
Лишь начиная с XVI в. мы располагаем рисунками, дающими представление об облике русских деревянных жилых домов. Одни из них не изображают каких-либо конкретных зданий, но дают общее представление о наиболее распространенных их типах. Таков выполненный между 1517 и 1526 гг. план Москвы С. Герберштейна, на котором изображены жилые дома, тесно поставленные один к другому и совершенно однотипные - двухэтажные с двускатными крышами и наружными крыльцами. Конечно, московские дома не стояли один к другому вплотную и не были одинаковыми, но все же этот рисунок отразил и тесноту жилой застройки Москвы начала XVI в., и преобладание в ней типа трехчастного дома на подклете с сенями, разделяющими его на две неравные половины, с примыкающим к этим сеням наружным крыльцом, показанным очень схематично в виде открытой двухмаршевой лестницы, какой не могло быть в деревянной постройке.
Иной характер имеют изображения деревянных жилых домов на уже упоминавшемся сигизмундовском плане Москвы. Это план был нарисован в 1610 г., поэтому большинство изображенных на нем домов следует считать построенными еще в предшествовавшем столетии. Дома нарисованы на этом плане очень эскизно, но обладают индивидуальными особенностями, говорящими о внимании, с каким отнесся к ним художник. Но при этом можно отметить в этих домах и общие черты: большинство из них состояло из нескольких срубов значительной высоты, дома обладали подклетом и наружными крыльцами, в большинстве случаев каждый сруб был покрыт отдельной крышей. Крыши были чаще всего двускатные, не очень крутые, а отдельные, более высокие срубы покрывались и четырехскатными шатрами с полицами. Оба этих вида крыш можно видеть на двухсрубном доме, изображенном между стеной Земляного города и Яузским мостом.
Но большая часть домов, изображенных на сигизмундовском, плане, имела трехчастную композицию, ясно видимую благодаря различной высоте срубов и их крыш. Были и дома, три сруба которых покрывала общая двускатная крыша, но ее щипцы, такие же бревенчатые, как и стены, венчали не широкую сторону дома, как показано на герберштейновском плане, но узкую. Иногда и крыльцо, примыкавшее к сеням, находившимся в средней части дома, покрывалось той же крышей, спускавшейся над ним. Таков дом, изображенный в белом городе, на южной стороне Солянки, против церкви Рождества Богородицы на Кулишках.
Другие трехчастные дома с двускатными крышами имели более высокий, с дополнительным этажом, средний сруб, покрытый, как и боковые, крышами с коньками, направленными вдоль дома.
Это можно видеть на домах в Белом городе южнее Солянки, у Яузских ворот, и на северной стороне Ваганьковского переулка. Такая композиция выделяла дом из окружавших его одноэтажных жилых и хозяйственных построек еще больше, чем высокий подклет, и наделяла его известной живописностью. К тому же правая и левая половины дома, предназначавшиеся одна для жизни семьи, а другая для приема гостей, разнились как размерами, так и числом и размещением окон. Асимметрия и живописная непринужденность композиции усиливались и асимметричной композицией крылец, подобных тому, какое показано на изображении дома, стоявшего против Кремля, на правом берегу Неглинки, немного выше Троицкого моста и Кутафьи башни. Верхняя площадка его, основанная на срубике и покрытая четырехскатным шатром, примыкала на уровне основного жилого этажа к правой части высокой средней трети дома (имевшего точно такую же композицию, как и два упомянутых выше дома), тогда как лестница со своей наклонной крышей шла вдоль левой части.
Другие такие же трехчастные дома с более высокой средней частью имели над ней крышу с коньком, перпендикулярным длинной стороне, что усиливало впечатление живописности, создававшееся асимметрической объемной композицией здания. Таков был дом в Земляном городе, у Яузского моста. Но еще живописнее были такие же по композиции дома, средняя часть которых покрывалась не прямоскатной крышей, но "бочкой" с широкими полицами, опиравшимися на повалы. Такие дома изображены в Белом городе, восточнее Николо-Подкопаевской церкви, где к средней части дома примыкало крыльцо, такое же, как и у описанного выше дома на Неглинке, и в Китай-городе, на северной стороне Ильинки, возле Троицкого подворья, где дом имел более высокий подклет и соответственно более сложное крыльцо. Промежуточная площадка крыльца была основана на отставленном от дома срубе и покрыта шатром, а нижний и верхний, примыкавший к зданию, марши покрыты наклонными крышами.
Последнюю разновидность трехчастного дома с повышенной средней частью представлял собой дом с шатровым верхом последней. Большая по сравнению с бочкой строгость такого верха, делавшего венчаемый им сруб похожим на крепостную башню, смягчалась нередко облегченной каркасной конструкцией верхнего этажа с часто поставленными вертикальными стойками и окнами. Такая конструкция, говорившая о том, что верхний этаж был холодным, летним, зрительно облегчала верх сруба, второй этаж которого, прорезанный более крупными "косящатыми" окнами, создавал постепенный переход к легкому верху от массивного низа, совсем не имевшего окон или прорезанного маленькими, вытянутыми по горизонтали волоковыми окошками. Примером таких домов могут служить дома, изображенные в Белом городе, южнее Николо-Ваганьковской церкви и против церкви Введения на Лубянке (возможно, дом князя Д. М. Пожарского). Наконец, были трехчастные дома с пониженной средней частью и высокими боковыми, причем средняя часть покрывалась на два ската, а боковые имели разные покрытия. В доме в Земляном городе, возле того места, где его стена подходила к Москве-реке, одна из боковых частей была покрыта точно такой же двускатной крышей, как и средняя, а другая - бочкой. В доме в Белом городе, у Яузских ворот, на северной стороне Солянки, одна из боковых частей имела каркасный верхний этаж, увенчанный шатром, а другая была покрыта на два ската с коньком, перпендикулярным коньку средней части и длинной стороне дома.
Более крупные дома состояли из большего числа срубов: таков, например, был дом, изображенный в Белом городе, между церковью Введения на Лубянке и Пушечным двором. К заднему фасаду одной из боковых частей трехчастного дома (с повышенной средней частью и покрытием каждой части на два ската с параллельными коньками) здесь была пристроена квадратная в плане башенка, покрытая бочкой. Большая высота средней части, возвышавшейся над боковыми на два этажа, и примыкавшее к ней обычное асимметричное крыльцо с четырехгранным шатром над верхней площадкой, окруженной каркасными стенками, но основанной не на срубе, а на связанных перекрещивающимися подкосами столбах, придавало объемной композиции и силуэту этого дома замысловатый и сложный характер.
Строже был также четырехсрубный дом (вероятно, Шереметева), стоявший к западу от Никитского монастыря (в Белом городе). В нем средние два сруба были покрыты общей двускатной крышей, северный при таком же покрытии был немного ниже их, а южный имел вид башни с каркасным верхним этажом и шатровым покрытием. Севернее его, с небольшим разрывом, стоял другой дом, входивший в состав такого же владения, меньший, двухсрубный, но повторявший в упрощенной форме композицию большего: южный сруб, как и там, имел вид башни с четырехгранным шатровым верхом с полицами, но рубленой снизу доверху, а северный был покрыт на два ската.
Еще большие размеры имели хоромы Строгановых в Сольвычегодске, построенные в 1565 г. Мы можем судить о них по рисунку Афанасия Чудинова (изобразившему этот город в 1793 г., за год до разборки хором), на котором южная часть их закрыта зданием Благовещенского собора, и по не датированному схематичному карандашному чертежу их северного фасада из собрания Государственного Исторического музея, очень наивному, с крышами, показанными в разных проекциях с низом здания, с фантастическими украшениями и проложенными акварелью тенями, видимо, добавленными позднее. Судя по этим источникам, хоромы состояли из семи поставленных в ряд срубов, нижний, подклетный этаж которых освещался волоковыми окнами, а два верхних - "косящатыми", размещенными по два или по три.
Северный сруб был высокой, шестиэтажной башней-повалушей, покрытой бочкой, следующий за ним сруб служил сенями, куда с востока вело двухмаршевое крыльцо; нижняя площадка крыльца была покрыта низким четырехгранным шатром, а верхняя - бочкой.
Башнеобразный характер имел и южный сруб, покрытый четырехгранным шатром и, может быть, окруженный гульбищем на бревенчатых консолях на уровне второго этажа. Но он был не выше основной трехэтажной части здания, от которой отделялся срубом несколько меньшей высоты с каркасным верхним этажом, может быть, крытым гульбищем. Ряд дверей на втором этаже северного фасада говорит о том, что и там были крыльца, вероятно, объединявшие эти двери с некоторыми из дверей нижнего этажа. Но и в этом здании, повалуша которого имела более 30 м высоты, видна традиционная трехчастная композиция: башня-повалуша-сени, увенчанные второй по высоте башней, покрытой четырехгранным шатром с полицей и имевшей легкий, каркасный верхний ярус, и остальная, трехэтажная часть здания под общей двускатной крышей, замыкавшаяся с юга подобием башенки.
Сольвычегодск. Хоромы Строгановых. 1565 г. Рисунок А. Чудинова. 1793 г.
Анализируя архитектуру древнерусского деревянного жилого дома, следует отметить, что в нем практические и художественные задачи решались совместно. Расположение помещений по этажам - внизу подсобных, кладовых, выше жилых, а еще выше только летних жилых помещений - сказалось на размещении окон на фасадах. Волоковые окна размещались в подклете, более крупные и многочисленные косящатые, имевшие более стройные пропорции, чем лежачие волоковые, - во втором этаже, еще более стройные, разделяемые только тонкими стойками каркаса, - в верхнем этаже, "чердаке". Такое размещение окон (как и контраст между рублеными стенами низа и легкими каркасными стенами "чердака") смягчало производимое срубами дома впечатление, зрительно облегчая их и не позволяя их монументальности превратиться в суровость, подобную той, которой наделялись крепостные стены.
Композиция дома из трех несимметрично расположенных частей, соответствовавшая бытовому укладу его обитателей, в то же время делала его внешний облик непринужденно живописным. Эту живописность подчеркивали и различное число окон в его правой и левой частях, и асимметричная композиция примыкавшего к средней части - сеням - крыльца, обусловленная в то же время небольшим числом людей, проходивших по нему. Такие неотделимые от структуры дома особенности, как фактура его рубленых стен и пропорции окон, наделяли его той монументальностью, которая должна была говорить об устойчивости и благополучии жизненного уклада его обитателей.
Не довольствуясь этим, зодчие-плотники усиливали впечатление, производимое домом, дополнительными художественными средствами. Первым из них было придание срубам, составлявшим дом, разной высоты; это подчеркивало то, что дом состоит из трех отдельных частей, и заставляло его казаться большим. В то же время это делало силуэт и объем здания более живописным; с этой же целью крыши отдельных срубов делали различными - двускатными с взаимно перпендикулярными коньками, шатровыми и особенно бочечными. Приветливость и уют должны были придавать дому его крыльцо, легкое, с относительно тонкими столбиками, несущими крышу, и контраст между крыльцом и рублеными стенами дома. Наконец, резьба на крылечных столбах и оконных наличниках, применявшаяся, судя по материалам раскопок на Неревском конце Новгорода, уже в XI- XII вв., делала облик домов еще более приветливым и нарядным, чему дополнительно способствовали не только раскраска, но и живописный контраст с рублеными стенами.
О деревянных дворцах, существовавших до XVII в., мы знаем мало. Лишь составленная в 1577 г. опись царского дворца в Коломне говорит о том, что он состоял из четырех групп помещений (парадных, жилых царских, жилых для царицы и царевича и подсобных), стоявших на рубленых ("воблых") подклетах, а иногда и на "каменных палатах" и соединенных между собой переходами. Упоминание в этой описи о покрытой бочкой повалуше, дубовом чердаке, о 25 окнах и красном крыльце с тремя шатрами дает представление о применении здесь ряда элементов, общих с описанными выше жилыми домами и хоромами. Но все же составить на основании названной описи представление об облике этого дворца очень трудно, и попытки его графической реконструкции, предпринимавшиеся до сих пор, противоречивы и недостаточно убедительны.
Если художественная выразительность деревянных крепостей создавалась средствами, не входившими за рамки утилитарно и конструктивно необходимого, а в более богатых посадских жилых домах (на которые, как видно из писцовых книг XVI в., походили и дома зажиточных крестьян) для повышения выразительности их применялись и некоторые чисто художественные приемы, то еще большее значение такие приемы должны были иметь в общественных зданиях - церквах. Но и здесь связанные с утилитарным назначением зданий их композиция, фактура рубленых и каркасных стен, пропорции и размещение окон, форма и пропорции покрытий и самый строительный материал использовались для создания художественного образа как главные средства.
Приемы композиции деревянных церквей были несложны в соответствии с их одинаковым назначением, не обладали разнообразием. К центральному помещению для молящихся примыкали расположенные на одной оси с ним алтарь с востока и притвор с запада; к последнему с одной или с трех сторон примыкала иногда паперть, часто облегченной каркасной конструкции, защищавшая внутреннее пространство церкви от проникания туда холодного зимнего воздуха. Но в древнейшей из сохранившихся русских деревянных церквей - Лазаревской церкви Муромского монастыря, перенесенной сейчас в Кижский погост и построенной, видимо, во второй половине XIV в., - такую конструкцию имеет самый притвор, отличающийся этим и своими размерами от рубленого алтарного прируба. Вход в притвор устроен на оси симметрии церкви, но малый уклон крыш над ним и алтарем, небольшая высота всех трех частей церкви, асимметрия ее боковых фасадов, отсутствие подцерковья и простые двускатные крыши всех ее частей наделяют эту маленькую постройку домашним уютом, а не величавостью, какой, казалось бы, требовало ее назначение.
Подцерковье, большая высота срубов церкви и алтаря (притвор здесь, видимо, был уничтожен при устройстве позднейшей трапезной) и более высокие и крутые крыши Георгиевской церкви (1522) в с. Шеменском в Южном Прионежье говорят о желании зодчих придать ей более внушительный вид. Следующим шагом в этом направлении было придание более сложной формы крышам церкви и алтаря. В церкви с. Бородава (1486), перенесенной сейчас в Кириллово-Белозерский монастырь, главная часть покрыта крутой двускатной крышей с полицами внизу, опирающимися на повалы боковых стен (более заметные, чем в двух предыдущих церквах), и увенчана луковичной главкой на круглой шейке, как и в тех церквах, насаженной непосредственно на конек крыши. Крыша алтарного прируба, пологая с боков, в средней части превращается в маленькую бочку. Срубы церкви и алтаря обладают стройными пропорциями, но боковые фасады асимметричны, так как с запада к церкви примыкает невысокий притвор, окруженный открытой галереей на столбах.
Но в церкви с. Юксовичи в южном Прионежье (1493) алтарный прируб и западный притвор вполне симметричны по отношению к поперечной оси здания. Они одинаковы по размерам, покрыты одинаковыми двускатными крышами с уступом, и только низенькая паперть, охватывающая притвор с трех сторон, несколько нарушает симметрию боковых фасадов этой церкви, высокий средний сруб которой покрыт крышей такой же крутой, как и крыши алтаря и притвора, но имеющей внизу не один, а два уступа. Здесь не только главка с крестом и симметричность относительно продольной оси отличали церковь от жилых хором, но и высота и стройность срубов, и сложная форма крыш, опирающихся на повалы, и почти полная симметрия боковых фасадов - все, что наделяет эту постройку спокойным величием и монументальностью, которые в свое время подчеркивались и усиливались выпуклостями и горизонтальными тенями венцов рубленых стен.
Симметрией боковых фасадов Юксовичская церковь приближается к другому типу древнерусских деревянных церквей - шатровых, восьмиугольных в плане, с двумя симметричными прирубами с востока и запада и соответствующим плану основной части покрытием в виде высокой восьмигранной пирамиды шатра. В таких церквах, имеющих вид восьмигранной (в очень редких случаях шестигранной) башни с высокой пирамидальной крышей, боковые фасады еще более симметричны, чем в Юксовичской церкви, и особое значение приобретает вертикальная ось, так как высота таких церквей, называвшихся в старину "древянным вверх", превышает их длину и ширину.
Не применявшаяся в жилых зданиях восьмигранная форма сруба позволяла значительно увеличить вместимость церкви и в то же время делала ее более отличающейся от них, чем клетские церкви с их двускатными крышами. То же следует сказать и о шатровых церквах, имевших в плане форму креста, вызывавшуюся помимо религиозно-символического значения этой фигуры желанием увеличить вместимость здания. Но такой прием композиции был более поздним по сравнению с восьмериковым, считавшимся ужо в конце XV в. старинным в отличие от крещатого, непривычного, например для устюжан. Помимо рассказа Устюжской летописи о более позднем происхождении крещатого типа по сравнению с восьмериковым ("круглым" по старой терминологии) говорит и полное соответствие шатрового покрытия последнему, тогда как крещатый сруб нужно было увенчать дополнительным восьмериком.
Лазаревская церковь Муромского монастыря, вторая половина XIV в. (ныне в Кижах). Вид с юго-запада
Назначение здания церкви - служить местом совершения общественных богослужений - объясняет большие размеры основного помещения и строгую симметрию его и прирубов относительно продольной оси. Желание сделать это здание внушающим к себе уважение, заставляющим находящихся в нем "возноситься мыслью от дольнего к горнему", привело к увеличению высоты его основной части и ее покрытия. Вопрос о том, были ли шатры древнейших шатровых церквей открытыми до верха или нет, пока не выяснены, но даже при наличии в них потолка на уровне стыка нижних венцов шатра с повалом восьмерика плохая освещенность их делала неясной действительную внутреннюю высоту. Различие в освещенности терявшегося в полумраке потолка и хорошо освещенной нижней части храма заставляло казаться большей и разницу в их высоте, т. е. внутреннюю высоту помещения.
Село Панилово Архангельской обл. Никольская церковь. 1600 г. Продольный разрез
Село Панилово Архангельской обл. Никольская церковь. 1600 г. План
Снаружи большой высоте соответствовали стройные пропорции сруба, высота которого часто относилась к ширине как диагональ квадрата к его стороне, а высота шатра равнялась высоте восьмерика. Малая высота алтарного прируба и притвора еще сильнее подчеркивала высоту средней части, а фактура рубленых стен и нависающие повалы наделяли срубы монументальностью, которую еще усиливали размещение окон в нижней части восьмерика и их обычные для рубленых построек пропорции.
Наконец, этому же впечатлению способствовал и контраст между легкими крыльцами и галереями, расположенными внизу, и высившимися над ними рублеными стенами, почти не имевшими окон.
Село Панилово Никольская церковь. Вид с запада
Подчинение средней части и прирубов продольной и поперечной осям симметрии, а также главной для таких зданий вертикальной оси делало внешний облик таких церквей необычайно целостным. Этой целостности содействовало повторение наклона полиц шатра в полицах бочечных крыш прирубов, двускатных крышах паперти и крыльца и очертаний луковичной главы в очертаниях бочек. Наконец, целостности облика храма способствовала и одинаковая фактура рубленых стен во всех частях здания и лемеховых покрытий шатра с его главой и бочек.
Серо Шуерецкое близ Кемн. Никольская церковь. 1595 г.
Внутри церкви той же цели служили подчинение единой продольной оси симметрии всего внутреннего пространства храма и его иконостаса с расположенными на этой оси царскими дверьми и симметричным деисусным ярусом, а также симметричная расстановка клиросов. В композиции иконостаса господствовали горизонтальные линии расписных тябл; вертикальные "столбцы" выделяли царские двери, тогда как иконы во всех ярусах стояли сплошными рядами, не разделяемые какими-либо вертикальными членениями. Такое преобладающее значение горизонтальных линий в иконостасе лучше связывало его в одна целое с рублеными стенами, а отмеченное выше размещение окон выделяло нижний ярус иконостаса с царскими и боковыми дверями, тогда как верхние ярусы, освещенные слабее, воспринимались по-иному. В них получали особое значение силуэт изображений на иконах, ритм обращенных к симметричной средней иконе фигур деисусного яруса и меньшая по сравнению с ним высота верхних ярусов, зрительно увеличивавшая внутреннюю высоту храма. Контраст между многоцветными, но образовавшими единые горизонтальные пояса иконами и расписными, обычно по белому фону, тяблами выделял последние, вносившие определенную организованность в иконостасы и своей толщиной (а делались они из целых бревен) соответствовавшие толщине венцов.
Сказанное о восьмериковых шатровых церквах с двумя прирубами (Лявля, 1589 г., Выйский погост и Панилово, обе 1600 г.) в полной мере относится и к шатровым церквам "о двадцати стенах", т. е. восьмериковых с четырьмя прирубами, квадратными в плане и покрытыми бочечными крышами (Введенская церковь в Суре, 1585). В таких церквах вертикальная ось господствовала во внешнем и внутреннем виде еще больше благодаря наличию одинаковых прирубов, покрытых бочками. То же относится и к церквам с крестчатыми срубами, торцовые стены которых были шире граней восьмерика и также завершались или бочками (церковь Александро-Куштского монастыря первой половины XVI в., перенесенная ныне в Вологду), или двускатными крышами с полицами (Никольская церковь в Шуерецком близ Кеми, 1595).
Для творческих методов русских зодчих-плотников особенно характерно умение понять и раскрыть художественные возможности, заложенные в композиции зданий, обусловленной их утилитарным назначением, в свойствах строительных материалов и в соответствующих им конструктивных приемах. Сложение зданий из отдельных срубов, восьмигранные и крещатые срубы церквей, прямые в плане стены и ограничивающие их длину врубки, прямые скаты покрытий, горизонтальные тени на венцах стен, создающие впечатление их монументальности, усиливающие это впечатление вытянутые по горизонтали окна и нависающие верхние части (повалы, свесы крыш, навесной бой в крепостях) - все это говорит об умении мастеров воплотить свои художественные замыслы в деревянных формах, сильно разнящихся от каменных форм.
Об этом же умении свидетельствуют и крыльца на столбах с бревенчатыми консолями, такие же консоли, несущие легкие каркасные стенки галерей, такие же стенки "чердаков" хором с их ничем не замаскированной конструкцией и контраст таких легких частей с мощными срубами, усиливающий впечатление монументальности одних и легкости других. Даже свойственное всем культовым зданиям кажущееся увеличение их внутренней высоты достигалось в каменных и деревянных зданиях по-разному: в первых - увеличением освещенности верхних частей при более темных нижних, а во вторых - наоборот, отсутствием освещения в верхних частях, казавшихся иногда теряющимися в полумраке.
Может быть, только главы деревянных церквей на круглых шеях да криволинейные "бочечные" покрытия говорят о попытке пересказать в дереве формы каменных куполов на барабанах и позакомарных покрытий, но они приобрели настолько своеобразные пропорции и очертания, что почти исчезло сходство с названными частями каменных построек. Даже кровельный материал - лемех и "красный" тес с их вырезными концами - служил одновременно и украшением здания. Это же относится и к таким деталям крыш, как "курицы", "водотечники", "охлупни", которые даже без украшающих их порезок придают особую выразительность верхним частям зданий.
Такие особенности деревянных построек, как трехчастная композиция жилых домов со средними сенями, подклетом и наружным крыльцом, или композиция богатых хором и дворцов из нескольких групп срубов, связанных между собой непосредственно или переходами, соответствовали не столько свойствам дерева, сколько бытовому укладу определенных слоев населения Руси. Появление таких композиционных приемов в дереве объяснялось более широким распространением последнего по сравнению с камнем.
То же можно сказать и о приемах решения художественных задач, стоявших перед зодчими при строительстве деревянных жилых зданий: об асимметрическом равновесии правых и левых частей трехчастных зданий, асимметрии их крылец, различии размеров и размещении окон в подклете, основном этаже и "чердаке". Все это, так же как и разные силуэт и форма покрытий (в избах - с единой для всех трех срубов двускатной невысокой крышей с большими свесами, а в хоромах - с разной высотой срубов и самостоятельным покрытием каждого из них на два ската, шатром или бочкой), было художественным осмыслением того, что вытекало из практического назначения зданий или из социального положения их владельцев, хотя и выполнялось в формах, свойственных деревянному зодчеству.
В отличие от жилых деревянных построек восьмигранная и крещатая форма срубов церквей была свойственным исключительно деревянному строительству приемом, позволяющим увеличить площадь помещения. Свойственными только деревянным постройкам были такие методы достижения художественной выразительности церковных зданий, как значительное по сравнению с интерьерами увеличение их наружной высоты и форма их сужающихся кверху высоких двускатных и в особенности шатровых покрытий. Соответствовавшая религиозной идее вознесения к небу, эта форма подчеркивала и общественное значение церквей и делала их господствующими над окружающей местностью.
Но эта устремленность ввысь не лишала деревянные церкви их монументальности и материальности. В их венчающих частях не было проемов; окна, более широкие, чем высокие, размещались в нижних частях высоких срубов, а самые легкие части - каркасные галереи - паперти и крыльца - находились внизу, подчеркивая массивность высившихся над ними объемов.