Русское государство, 3-я четверть XV-XVI век

Начавшийся еще в первой половине XIV в. процесс объеди­нения русских земель вокруг великого княжества Московского привел к сложению централизованного Русского государства, свергнувшего татаро-монгольское иго и расширявшего свои гра­ницы путем присоединения былых удельных княжеств и вечевых республик, а затем и русских земель, находившихся под властью Польско-Литовского государства. В XVI в. Русское государство стало превращаться в многонациональное после завоевания Ка­занского и Астраханского царств и Западной Сибири.

Подъем экономики, развитие промыслов, расширение внутрен­ней и внешней торговли, рост городов, а вместе с этим усиление центральной власти, опиравшейся не столько на бояр-вотчинни­ков, сколько на служилое дворянство, сопровождали сложение единого Русского государства. Оживление связей с зарубежными, в частности с западноевропейскими странами, было следствием не только экономического прогресса Русского государства, но и повышения его международного значения, которому сопутствовал и рост национального самосознания русских людей.

Масштабы строительства расширялись, каменных построек возводилось значительно больше, чем в первой половине XV в.

Это вызвало изменения в области строительной техники, аналогичные тем, которые уже намечались во владимирском зодче­стве накануне татаро-монгольского нашествия. Дорогостоящий тесаный белый камень начал уступать место кирпичу, сохраняя свое значение основного строительного материала лишь в ме­стах, богатых им. Вместе с кирпичом стал применяться и такой родственный ему материал, как терракота. Каменные (чаще кир­пичные) крепостные стены, отвечавшие изменениям военной тех­ники, строились не только в городах, но и в монастырях, вклю­чавшихся в систему обороны государства. Наряду с городскими и монастырскими соборами строились в возрастающем количе­стве и каменные приходские церкви, городские и усадебные. Продолжали строиться и известные с XIV в. церкви "под колоколы". Не только дворцы светской и духовной верховной власти, но иногда и жилые дома бояр и богатых купцов строи­лись в камне, и значительно чаще, чем раньше, в этом материале строились монастырские трапезные и кельи. Но в рядовой жилой застройке городов, не говоря уже о селах, продолжало господствовать дерево, из которого возводились также и загород­ные великокняжеские, а позднее царские резиденции, и большие соборные храмы, и крепостные стены небольших городов и монастырей.

Расширению круга утилитарных задач, стоявших перед архитектурой, соответствовало и расширение круга задач идеологиче­ских. Представительностью и величием должны были обладать соборы Москвы - столицы огромного государства; могуществен­ными и неприступными должны были казаться стены ее кремля и других больших городов. Разнообразные требования предъяв­лялись к облику монастырских соборов, то сочетавших в себе монументальность с изяществом и праздничным характером, то аскетически суровых. Городские и усадебные приходские церкви, подобно церквам Новгорода XV в. и Пскова XV-XVI вв., наделялись чертами интимности и домашнего уюта, а храмы-памятники, в которых в отличие от более ранних построек того же назначения господствовала тема памятника, а не храма, должны были быть торжественными, порой триумфальными. Представительными, говорящими о силе и богатстве страны и ее верховных правителей должны были быть и дворцы великих кня­зей и царей, но при этом они не должны были терять свойствен­ные жилым домам живописность и уют. Значительно большей строгостью, но все же в сочетании с некоторой приветливостью и уютом должны были обладать монастырские трапезные и кельи.

Некоторые из этих задач были известны и более раннему вре­мени, а средства их решения были близки к прежним. Так, для того чтобы сделать соборы больших городов, и прежде всего Москвы, достаточно вместительными, зодчие применили тот же шестистолпный трехнефный вариант крестово-купольного храма, который еще в XII в. был применен в новгородском Николо-Дворищенском соборе и во владимирском Успенском соборе. Использованию традиционных приемов художественной выразительно­сти в московских соборах третьей четверти XV - начала XVI в. способствовало и то, что, по замыслу их заказчиков, они должны были отразить в своем облике не только величие современного им Русского государства, но и славу Руси домонгольского времени и особенно Владимира, преемницей которого в политическом и культурном отношении считала себя Москва. Владимирский Успенский собор был указан в качестве образца и русским, и итальянскому зодчим, строившим одноименный собор в Москве.

В Московском Успенском соборе, как во владимирских хра­мах XII в. (и в других близких к ним по времени русских хра­мах), простой горизонтально протяженный объем расчленен ло­патками на ряд узких и высоких прясел; каждое из них завер­шается полукружием закомары, а все 14 закомар, находящихся на одном уровне, обходят вокруг здания в четком ритме и нахо­дят отзвук в таком же ритме мелких арочек аркатурного пояса, перспективных порталах, полукуполах апсид и, вероятно, в пер­воначально полушаровидных куполах. Словом, здесь такое же многообразие полукружий, больших и малых, плоских и объем­ных, как и во владимирских храмах XII в. и отчасти в киевских XI в. Вероятно, и по цветовой гамме фасады московского Успен­ского собора были первоначально близки к фасадам его влади­мирского прообраза: на белых стенах, членя их на более низкую нижнюю и более высокую верхнюю части, проходил красочный пояс изображений в аркатурном поясе (в "киотах, где быть об­разам святых", как он назван в летописи 1472 г.).

Огромные красочные пятна фресок над северным и южным порталами и выше аркатурного пояса появились позднее как попытка выделить цветом главные оси фасадов и соответствующие им прясла, "обезличенные" Фиораванти, который сделал их та­кой же ширины, как и остальные. Видимо, почувствовав музы­кальность ритма закомар, итальянский зодчий не решился нару­шить его выделением четырех из них. К тому же, разделив интерьер собора на равные по размерам ячейки, перекрытые крестовыми сводами, он должен был в соответствии со сводами сделать одинаковыми и закомары.

Подобно этому и интерьер Успенского собора, построенного Фиораванти "по-палатному", не столь привычная для русских церковь с расширенным подкупольным пространством, но как дворцовый зал с круглыми колоннами, несущими вспарушенные крестовые своды, подвергся "русификации" в начале XVII в. Подпружные арки были тогда утолщены, что не только укрепило их, но и разделило единое внутреннее пространство на отдельные вытянутые по вертикали ячейки, и такая трансформация изме­нила масштабную характеристику здания, заставив его казаться большим (чему и внутри, и снаружи собора способствовал и не­большой размер окон).

Такое сопоставление первоначальных форм здания, построен­ного итальянским архитектором "по-русски", с изменениями, внесенными затем в него русскими зодчими, убедительно гово­рит о том, что в постройке Фиораванти казалось для них чуж­дым и неприемлемым. Неудивительно, что в другом московском храме - Архангельском соборе, построенном 30 годами позднее тоже итальянским зодчим Алевизом Новым, - нет ни разбивки плана на равные квадраты, ни сливающихся между собой крестовых сводов над отдельными ячейками. Подкупольное про­странство здесь уширено, как в более ранних русских храмах, а опущенные подпружные арки, опирающиеся на крестообразные в плане столбы и пилястры, членят внутреннее пространство.

Но, подобно Фиораванти, Алевиз в своей постройке также многое сделал не "по-русски", и дальнейшая участь таких ново­введений в последующих русских постройках показывает, на­сколько различалось мышление итальянских и русских зодчих того времени. Это относится в первую очередь к алевизовской обработке фасадов Архангельского собора. Алевиз трактовал их как двухэтажные дворцовые фасады, разделив их по высоте на две части трехчастным карнизом - антаблементом, украсив каждую из этих частей своими ордером пилястр и отрезав верх­ним антаблементом стены от закомар, поля которых он заполнил резными каменными раковинами или группами круглых окон.

Такая трактовка фасадов, не соответствующая единому, не разделенному на этажи внутреннему пространству (за исключением западной части его с хорами), аналогична тому, что можно видеть на фасадах венецианских церквей конца XV в. таких, как Санта-Мария-деи-Мираколи (Пьетро Ломбардо) или Сан-Заккариа (Моро Кодуччи), в которых также есть венчающие фасады полукружия с круглыми окнами. Русские мастера, строившие храмы, современные Архангельскому собору или бо­лее поздние, почти не прибегали к такому членению фасадов до самого конца XVI в. и оставляли фасады не расчлененными по высоте, с закомарами, составляющими одно неразрывное целое с увенчиваемыми ими пряслами стен. Лишь в небольших бесстолпных церквах, о которых будет сказано несколько ниже, с их крещатыми сводами, опирающимися на стены на протяжении двух третей их периметра, карнизы как внешнее выражение горизонтальной пяты свода, границы между сводом и стеной получили распространение в русской архитектуре.

В храмах соборного типа, строившихся в конце XV и XVI в. русскими мастерами, видно их стремление подчеркнуть господ­ствующее в крестово-купольных постройках значение вертикаль­ной оси. Даже в храмах, построенных в подражание Успенскому собору Московского Кремля, например в соборе московского Новодевичьего монастыря, были расширены пространство под центральным куполом и соответствовавшие ему средние прясла фасадов. Барабан центрального купола был сделан даже выше, чем в кремлевском Архангельском соборе, и высота его еще подчеркнута вторым ярусом окон, более низких, чем нижние. Это создало дополнительную устремленность ввысь всей постройки, поставленной к тому же на подцерковье, окруженное открытым первоначально гульбищем на арках.

В меньших четырехстолпных храмах вертикальная ось подчеркивалась еще сильнее не только большей центричностью плана зданий, имевших по три прясла как на восточном и западном, так и на боковых фасадах, но и композицией перехода от четве­рика к барабану купола. В таких храмах господствующими были подпружные арки, приподнятые по сравнению со сводами плано­вого креста (обычные в храмах великого княжества Московского XIV - начала XV в.) и создававшие большую устремленность ввысь центральной подкупольной части. Эта же устремленность была характерна и для внешнего вида храмов, где приподнятым подпружным аркам соответствовали дополнительные ярусы ко­кошников, расположенных по квадрату или по кругу.

В первом случае нижний ряд кокошников увенчивал стенки, закрывавшие возвышавшиеся над сводами, подпружные арки, причем число кокошников было таким же, как и закомар, по три с каждой стороны. Столько же еще меньших кокошников, также образовавших в плане квадрат, окружало основание бара­бана (соборы Княгинина монастыря во Владимире, Спасо-Ка­менного и Ферапонтова-Белозерского монастырей и некоторые другие храмы Белозерья). При размещении кокошников по кругу они располагались в один ряд (соборы Благовещенский и Чудова монастыря, оба в Московском Кремле, Ферапонтова, Лужецкого и Николо-Песношского монастырей) или, реже в два ряда, один над другим (церковь с. Чашникова Московской обл.).

Москва. Архангельский собор. Западный фасад

Такая композиция перехода от четверика к барабану вместе с килевидным очертанием закомар и кокошников (за исключе­нием собора Чудова монастыря) и отсутствием лопаток на внут­ренних стенах явно навеяна каменными храмами великого княжества Московского конца XIV - начала XV в. В отличие от больших московских соборов, имевших государственное значение, небольшим монастырским соборам, дворцовому храму и усадебной церкви зодчие стремились придать более интимный, живо­писный и праздничный облик и прибегали для этого к тем же приемам, какими пользовались их предшественники за сотню лет до них.

Москва. Архангельский собор. Детали

О наличии такой преемственной связи говорят и возведенные в начале XVI в. сооружения, подражавшие наиболее динамичной по своему характеру постройке начала предшествовавшего столетия - собору Андроникова монастыря. Одни из них очень точно воспроизводили этот оригинал, отличаясь от него лишь декоративными деталями, выполненными не в камне, как там, а в кир­пиче (собор московского Рождественского монастыря). В других к квадратному в плане постаменту под барабаном с трехлопаст­ным завершением каждого фасада примыкали диагональные своды кровли с соответствовавшими им закомарами (собор в Киржаче), а в третьих (собор Успенского монастыря в Ста­рице) над пониженными угловыми частями были поставлены бо­ковые главы.

Москва. Благовещенский собор. Восточный фасад

Переход к строительству из кирпича, не отразившись на об­щей композиции храмов, сказался на декоративной обработке их фасадов. Наиболее интересные примеры усиления декоративной обработкой впечатления, производимого объемной композицией, пропорциями и ритмом основных элементов здания, дают белозерские храмы. Полосы углубленной узорной кирпичной кладки - чередующихся рядов прямоугольных впадин, поребрика и бегунца, сочетающихся с керамическими балясинами и красными изразцами, - украшают верхи апсид и барабанов и проходят в основании закомар. Но, не выступая из плоскости стены, они не отделяют от нее закомар, как это делают карнизы московского Архангельского собора, тем более что пилястры, членящие стены, проходят поверх этих полос. В некоторых случаях узорная кирпичная кладка заполняет целиком поля закомар; это можно видеть, например, на западном фасаде собора Ферапонтова-Белозерского монастыря и некоторых других белозерских храмов. Такое кирпичное кружево, кажущееся особенно нежным рядом с гладкими белыми стенами, наделяло эти постройки особой при­ветливостью и усиливало впечатление живописности, производи­мое ярусами закомар и кокошников. Иногда это впечатление усиливалось и наружными фресками вроде тех, какие можно видеть по сторонам западного портала собора Ферапонтова мо­настыря и над ним.

Москва. Собор Чудова монастыря в Кремле. Вид с запада

Применение в монастырских соборах рубежа XV и XVI вв. тех же приемов решения утилитарных и художественных задач, что и в аналогичных по назначению храмах первой четверти XV в., понятно: и размеры построек, и характер стоявших перед их зодчими задач оставались примерно такими же, как и тогда. Лишь замена белого камня кирпичом вызвала появление новых декоративных мотивов, наделявших внешний облик храмов боль­шей приветливостью, да иногда храм ставился на подклет с на­ружными крыльцами или открытой террасой-гульбищем на арках, что делало здание более величественным и в то же время более связанным с окружающим пространством.

Можайск. Рождественский собор Лужецкого монастыря. Вид с юга

Примененное Алевизом в Архангельском соборе и соборе Вознесенского монастыря расчленение фасадов на три яруса (считая с закомарами), хотя оно и должно было наделять фасады боль­шим величием, не было воспринято русскими зодчими из-за не­привычного для них несоответствия его членению внутреннего пространства. Лишь в немногих зданиях, например в соборе в Дмитрове, трехчастный карниз-антаблемент отделил стены от закомар, прорезанных, как и некоторые закомары Архангель­ского собора, четырьмя круглыми окнами каждая. Впрочем, в этом соборе заметны определенные черты подражания крем­левским соборам - и в профилированном обрамлении каждого прясла стен, и в обработке барабанов, повторяющей аналогичную обработку в Успенском соборе.

Вологодская обл. Рождественский собора Ферапонтова монастыря. Реконструкция К. К. Романова. Северный фасад

Карнизы, чаще всего трехчастные карнизы-антаблементы, получили, как упоминалось выше, широкое распространение в бесстолпных церквах, покрытых крестчатыми сводами, опиравшимися на стены почти по всему их периметру на высоте, отме­ченной снаружи карнизом, отделявшим стены от их чаще всего трехлопастного завершения. Такая форма завершений фасадов, как это было показано при рассмотрении особенностей новго­родских храмов XIV-XV вв., делала масштаб зданий более скромным: фасады из трехосевых, свойственных постройкам, по­крытым по закомарам, превращались в одноосевые, и самые очертания трехлопастной кривой были значительно живописнее, чем трех создающих строгий ритм закомар.

Вологодская обл. Рождественский собора Ферапонтова монастыря. Реконструкция К. К. Романова. Продольный разрез

Вологодская обл. Рождественский собора Ферапонтова монастыря. Реконструкция К. К. Романова. План

К тому же, хотя среднерусские бесстолпные церкви XVI в. с крестчатыми сводами и трехлопастными завершениями фаса­дов и обладали пропорциями, близкими к пропорциям новгород­ских храмов XIV-XV вв. (больших по размерам, чем те), но мощная горизонталь трехчастного карниза-антаблемента, пере­резавшая лопатки и раскрепованная на них, заставляла фасады таких церквей казаться более приземистыми. Вертикальные чле­нения фасадов не имели такого значения, как горизонтальные, будь это простые лопатки, как в московской Трифоновской церкви, где им соответствовал упрощенный карниз, или лопатки, усложненные уступами по сторонам. Таким лопаткам соответ­ствовали и более сложные карнизы в виде трехчастных антабле­ментов (в московских Троицкой в Полях или Николо-Мясницкой церквах), имевших иногда узорную углубленную кирпичную кладку во фризе (московская церковь Зачатья Анны, что в Углу), или обломы, выполненные в терракоте с иониками, бу­сами и растительным орнаментом (церковь с. Юркино Москов­ской обл.).

Москва. Церковь Трифона в Напрудной слободе. Западный фасад

Живописности и уюту этих церквей, благодаря их неболь­шим размерам еще более тесно связанных с окружавшей их жи­лой застройкой, чем новгородские церкви XIV-XV вв., способ­ствовала асимметрия их боковых фасадов с довольно крупными одиночными или трехчастными апсидами. Этому же способствовала и часто практиковавшаяся установка над одним из западных углов церкви повернутой под углом в 45^о к фасадам однопролет­ной (Трифоновская церковь) или двухпролетной (Николо-Мяс­ницкая церковь) звонницы, делавшей асимметричным и запад­ный фасад. В то же время одинаковая ширина боковых прясел на всех фасадах, соответствовавшая структуре сводов, создавала здесь тот четкий и торжественный ритм двоякой ширины прясел, который можно было видеть в таких постройках начала XV в., как соборы в Звенигороде, Троице-Сергиевом и Андрониковом монастырях. Даже приходской церкви, небольшой по размерам и довольно интимной по архитектуре, старались этим путем при­дать известного рода величавость, подобавшую зданию обще­ственного назначения, служившему иногда композиционным центром села, усадьбы или части города.

Москва. Церковь Трифона в Напрудной слободе. Продольный разрез

Москва. Церковь Трифона в Напрудной слободе. План

Чтобы наделить такие церкви еще большим величием, зодчие конца XVI в. иногда ставили их на подклет, окруженный гуль­бищем, и вместо соответствовавших форме крещатого свода трехлопастных кривых завершали фасады подобием закомар (мо­сковская церковь Никитская за Яузой) или даже ярусов зако­мар, причем половина закомар второго яруса была ориентиро­вана на углы четверика (московская Антипьевская церковь).

Село Юркино Московской обл. Церковь Рождества Христова, начало XVI в. Реконструкция. Южный фасад

Село Юркино Московской обл. Церковь Рождества Христова, начало XVI в. Реконструкция. Деталь фасада

Таким образом, здесь повторялись завершения храмов соборного типа вроде соборов Чудова, Лужецкого или Песношского монастырей (в Никитской церкви) или построек начала XV в. (в Антипьевской церкви).

Москва. Церковь Антипия, XVI в. Раскрытие древнего барабана

Другой прием завершения четырехстолпных храмов ярусами закомар и кокошников, расположенных по три в каждом квадратном в плане ярусе (соборы владимирского Княгинина монастыря, Ферапонтова-Белозерского монастыря и ряда других хра­мов Белозерья), также нашел применение в московских бесстолп­ных церквах конца XVI в. Но в них крещатый свод подвергся изменениям, позволившим применить такую форму завершения и заключавшимся в перекрытии ветвей креста не простыми цилиндрическими сводами, но арками, поднимавшимися тремя ступе­нями от стен к барабану главы. Каждой из таких ступеней соот­ветствовал кокошник (который было бы, в силу такого соответ­ствия, более правильнее назвать закомарой) такой же, как и соседние, размещенные на лотках сомкнутого свода. Это можно видеть в. старом соборе московского Донского монастыря и в церквах бывших подмосковных сел Хорошова и Рубцова, по­следняя из которых была построена уже в начале XVII в. (1619 г.).

Целостности впечатления, производимого внешним видом та­ких церквей, помимо единообразия ширины прясел, а в церквах с трехлопастным завершением фасадов - наличия на каждом из них одной оси, способствовали и построение в разных местах и разных размеров мотива полуциркульной или килевидной кривой (арки под гульбищами и над проемами, перспективные порталы, верха трехлопастных кривых, подобия закомар и кокошники, окружающие основания барабанов, иногда арочные пояски на колонках и консолях, украшающие барабаны) и подчинение размеров всех декоративных деталей модулю кирпича. Обломы кар­низов, цоколей, профилировки закомар, колонки и уступы перспективных порталов, углубленные или выпуклые обрамления окон, колонки и арочки барабанов были кратны четверти или половине длины кирпича, т. е. его толщине или ширине.

Декоративные детали ордерной архитектуры, которые приме­няли в некоторых своих московских постройках итальянские архитекторы, претерпели в руках русских зодчих изменения, вызванные выполнением их в кирпиче. Характерным примером этого может служить трехчастный карниз-антаблемент, отделяв­ший в несохранившейся московской церкви Троицы в Полях стены от их трехлопастного завершения. В нем сохранялось обыч­ное для ордерной архитектуры соотношение между высотой архитрава, фриза и карниза, но все эти части были выполнены в кирпиче и их высота соответствовала (снизу вверх): трем ря­дам кладки и двум швам (около 47 см), такому же числу рядов кладки и четырем швам (около 19 см) и двум обычным рядам, двум швам и ряду из кирпича, поставленного на ребро (около 23 см). При этом чтобы получить в таком мелком материале, как кирпич, возможно больший общий вынос этого трехчастного кар­низа, его средняя часть - фриз был сделан не вровень с по­верхностью венчаемой им стены, но нависающим над ней.

То же можно наблюдать и в ряде других построек, где при несколько иной профилировке архитрава и карниза или заполнении фриза кирпичной орнаментикой сохраняются кратность всех обломов размерам кирпича, нависание фриза над стеной и увен­чание карниза крупным, высотой в полкирпича обломом - чет­вертным валом или полочкой. Все немногочисленные кирпичные обломы - полочка, четвертной вал, вал и выкружка с полоч­кой - имеют высоту, равную толщине кирпича или его ширине. Очертания криволинейных профилей в соответствии со свой­ствами кирпича, материала более хрупкого, чем плотный, мелко­зернистый камень, отступают от правильных геометрических очертаний: валы несколько сплющены, четвертные валы завершаются небольшим "прямичком", перпендикулярным постели, выкружки также слегка сплющены и образуют тупой угол с вен­чающими их полочками.

Наконец, интерьеры среднерусских бесстолпных церквей конца XV-XVI в. в еще большей степени, чем их внешний вид, вызывали ощущение приветливости и скромного уюта. Отсут­ствие столбов, членящих внутреннее пространство на вытянутые по вертикали ячейки, а также хор, приземистые пропорции этого пространства, где свод имел ту же высоту, что и поддер­живавшие его стены, и равномерное освещение интерьера окнами, расположенными на середине трех стен (кроме восточ­ной), и иногда световым барабаном - все было направлено на со­здание такого впечатления. Входивший в церковь видел прямо перед собой ничем не закрытую многоцветную стену иконостаса, а гладкие боковые стены переходили непосредственно в торцо­вые стены распалубок и в лотки угловых частей свода.

Интерьер оживляла игра света и теней на лотках и распалуб­ках сложного по форме свода, осенявшего крестом находившихся в церкви, увенчивавшегося барабаном, световым символом свет­лого "царства небесного" (московские Зачатьевская и Антипьев­ская церкви и церковь в Юркине) или темным (московские Трифоновская и Николо-Мясницкая церкви), создававшим ощущение чего-то таинственного. Западную и боковые стены таких церквей, как правило, оставляли внутри здания гладкими, и лишь изредка они членились пилястрами (Антипьевская церковь, относящаяся уже к концу XVI в.) или плоскими лопатками, соединенными между собой глухими арками, как в московской Николо-Мясницкой церкви. Здесь на уровне пят арок проходил внутри кирпичный карнизик, в центре каждой из глухих арок был помещен голосник, и группа из большого и четырех малых голосников, расположенных крестообразно в торцовой стене восточной распалубки, увенчивала иконостас.

Село Остров Московской обл. Церковь Преображения, коней XVI в. Продольный разрез

Село Остров Московской обл. Церковь Преображения, коней XVI в. План

Церкви-башни, ряд которых был построен в XVI в., появи­лись, видимо, в связи с ростом национального самосознания и же­ланием отметить их сооружением наиболее важные события в жизни Русского государства. Это делалось и раньше, но преж­ние церкви, воздвигнутые в честь памятных событий, не отлича­лись значительно от других. Теперь же тема памятника, мемо­риального здания, стояла на первом плане. Высота была главной особенностью таких построек, которые должны были быть видными издалека, господствовать над окружающей застройкой или местностью и привлекать к себе общее внимание. Полезная площадь таких зданий была невелика, и часто они вмещали меньше молящихся, чем небольшие церкви с крестчатым сводом (не говоря уже о церквах с внутренними столбами), тем более что иногда церкви-башни не имели апсиды и алтарь занимал часть основного помещения.

Переславль-Залесский. Церковь Петра Митрополита, 1585 г. Западный фасад

Переславль-Залесский. Церковь Петра Митрополита, 1585 г. План

Не довольствуясь большой высотой зданий, зодчие старались заставить их казаться еще более высокими. Для этого они придавали их основным объемам многогранную форму, увеличивав­шую в них число вертикальных линий: восьмигранную (церкви в Дьякове, Городне Калининской обл., московский Покровский собор) или крестообразную с выступами во внутренних углах (церкви в Коломенском и с. Остров Московской обл.). Углы таких объемов обрабатывали лопатками или пилястрами, иногда сильно выступающими, а стены более простых объемов, крестообразных (церковь Петра Митрополита в Переславле-Залесском) или квадратных в плане (церковь Косьмы и Дамиана в Муроме и др.), членили на узкие и высокие прясла лопатками, никак не связанными со структурой здания.

Муром.Церковь Косьмы и Дамиана, 1565 г. Западный фасад

Верхние части церквей-башен были высокими и мало отли­чались по ширине от нижних, непосредственным продолжением которых они казались, тем более что переход от нижних частей к верхним осуществлялся при помощи кокошников, часто распо­лагавшихся ярусами. Верхние части имели форму восьмерика (боковые башни церкви в Дьякове и московского Покровского со­бора), восьмиугольной звезды (средняя башня того же собора), цилиндра с восемью примыкающими к нему полуцилиндрами (средняя башня Дьяковской церкви), а чаще всего заимствован­ную из деревянной архитектуры форму восьмерика с шатром. Такое завершение здания своей динамичностью не только выра­жало религиозную идею обращения к небу, но и было логичным и естественным для высоких зданий с их постепенно сужавши­мися ярусами.

Муром.Церковь Косьмы и Дамиана, 1565 г. Продольный разрез

Муром.Церковь Косьмы и Дамиана, 1565 г. План

В то же время мемориальный характер ряда храмов-башен, равно как и их градостроительное значение центров целых архи­тектурных комплексов, требовал от них должной монументально­сти. В деревянных церквах-башнях она создавалась мощной горизонталью венчающего восьмерик повала, горизонтальными тенями венцов рубленых стен, размещением окон внизу и их пропорциями. В каменных постройках такого рода это же впечатление создавалось широко раскинувшимися открытыми террасами-гульбищами на аркадах с пологими крыльцами (церковь Возне­сения в Коломенском, Покровский собор в Москве, церковь Петра Митрополита в Переславле-Залесском), мощными горизонталь­ными членениями - парапетами гульбищ, поясками, карнизами, иногда имевшими значительный вынос, и также размещением окон в нижних частях объемов. Даже окна, прорезавшие шатры, были расположены в их нижних частях.

Москва, Коломенское. Церковь Вознесения, 1532 г. Общий вид

Но сами окна имели характерную для каменных построек форму: они были высокие, узкие, перекрытые аркой. Расположе­ние окон на гранях шатра также невозможно в деревянных по­стройках, как и устройство открытых гульбищ и крылец, под­держиваемых к тому же типичными для каменных построек арками. Широкое применение для переходов от одного яруса к другому закомар и кокошников, также типично каменных ча­стей говорит о том, что, заимствовав из деревянного зодчества башенный характер храма и его шатровый верх, пригодные для успешного решения стоявшей перед ними идейно-художествен­ной задачи, зодчие все же применяли формы, свойственные тому строительному материалу, в котором они возводили свои здания.

Церковь Вознесения в Коломенском. Восточный фасад

Из каменного зодчества были заимствованы и приемы при­дания объемной композиции зданий динамичности путем ярус­ного расположения закомар и кокошников и уменьшения их раз­меров в верхних частях храмов. Соотношение размеров больших закомар нижнего яруса церкви Вознесения в Коломенском и маленьких кокошников, венчающих ее восьмерик и окружающих основание шатра, по существу, таково же, как и между закома­рами и кокошниками, венчавшими барабаны в русских каменных храмах XI в. Также и внутри каменных шатровых храмов вось­мигранный шатер, выполненный напуском рядов кирпичной кладки подобно деревянным шатрам, выполнявшимся напуском венцов, сочетается с арками и сводами, свойственными каменным постройкам.

Церковь Вознесения в Коломенском. Фрагмент стены восьмерика

Каменные сооружения более раннего времени (также начиная с XI в.) напоминают и постепенное изменение (снизу вверх) рельефа вертикальных членений в церкви Вознесения в Коломенском. Внизу, как и в киевском Софийском соборе, здесь можно видеть свободно стоящие столбы галереи под гульбищем. Пилястры следующего яруса выступают очень сильно, подобно лопаткам основных объемов Софийских соборов Киева и Новгорода или московского Успенского собора. Восьмерик церкви Вознесения обработан плоскими, мало выступающими пилястрами, а над ним высится шатер с гранями, разделяемыми лишь узенькими валиками. (В названных соборах XI и XV вв. барабаны, соответствовавшие восьмерику церкви Вознесения, были обработаны тонкими полуколонками или были гладкими.) Такой постепенный переход от "круглой пластики" столбов гульбища к "горельефу" основного объема, "барельефу" восьмерика и гладким граням шатра говорит не только о мастер­ском использовании зодчим церкви Вознесения художественных приемов, применявшихся в более ранних русских постройках. Он свидетельствует и о желании зодчего сделать устремленность ввысь своего сооружения наиболее заметной при помощи контраста между материальностью аркады гульбища и основного объема, большей легкостью восьмерика и кажущейся материальностью шатра, подчеркиваемой узорами на его гранях. Отсутствие горизонтальных членений (не считая карниза и парапета гульбища) и слияние между собой отдельных ярусов и шатра при помощи закомар и кокошников, так же, как и вытянутая кверху форма арок гульбища, "стрелы" на гранях основного объема и усложнение его пилястр узкими уступами-полупиля­страми еще сильнее подчеркивают вертикальную устремлен­ность здания. Характерно, что трехчастные антаблементы раз­мещены здесь только над пилястрами и воспринимаются как верхние части их сложных капителей, состоящих из классиче­ских обломов, рисунок и сочетания которых показывают, что зодчий впервые имел с ними дело.

Церковь Вознесения в Коломенском. Продольный разрез

Церковь Вознесения в Коломенском. План на уровне крылец

Церковь Вознесения в Коломенском была построена в 1532 г., вероятно, по случаю рождения долгожданного наследника престола у Василия III. Следующие церкви-памятники - в селе Дьякове, освященная в 1552 г., и московский Покровский собор 1555-1560 гг. - отмечали: первая - принятие Иваном IV цар­ского титула, а второй - победу над Казанским и Астраханским ханствами, преемниками Золотой Орды. В них видно дальнейшее развитие темы храма-памятника, состоящего уже из нескольких небольших по площади церквей-башен; каждая из них была посвящена отдельному святому или празднику, связанному с какой-либо стороной события, отмечаемого постройкой этого зда­ния. Другую особенность этих храмов, отличающую их от церкви Вознесения в Коломенском, составляет их большая монументальность, обусловленная более медленным и спокойным верти­кальным ростом их объемов.

Москва. Дьяково. Церковь Иоаина Предтечи. 1547 г. Западный фасад

В трактовке этих зданий в виде групп отдельных церквей, объединенных в архитектурное целое, достигла своего высшего развития наблюдавшаяся и ранее в русской архитектуре тенден­ция к многообъемности как к средству кажущегося увеличения размеров здания и наделения его большим величием. Средством к достижению той же цели служило и расчленение отдельных башен на ярусы карнизами, обладающими большим выносом, чем вертикальные членения - плоские лопатки на углах пяти восьмигранных башен Дьяковской церкви. Наряду с карнизами сильной, дающей большие тени профилировкой обладают и кокошники, создающие переход от башен к венчающим их барабанам куполов шлемовидной формы.

Церковь Иоаина Предтечи в Дьяково. Продольный разрез

Церковь Иоаина Предтечи в Дьяково. План

Господствующее положение средней башни помимо ее боль­ших размеров подчеркивается пластичностью ее верха и боль­шим разнообразием его форм. Боковые башни завершены тремя ярусами треугольных кокошников и восьмигранными бараба­нами с лопатками на углах; средняя башня увенчана полукруг­лыми и треугольными кокошниками и маленькими распорными кокошничками, окружающими восьмигранный, украшенный ширинками пьедестал, на котором стоят восемь полуцилиндров с карнизиками и фигурными завершениями, окружающих бара­бан с широким карнизом и массивным куполом.

Москва. Покровский собор на Рву - храм Василия Блаженного, 1555-1560 гг., зодчие Дарма и Постник. План

В московском Покровском соборе, общественно-политическое значение и местоположение которого требовали особой выразительности его внешнего облика (интерьер, как и в других мемо­риальных храмах-башнях, имел здесь второстепенное значение), зодчие использовали многие из приемов, примененных в хра­мах в Коломенском и Дьякове. Открытая терраса на арках, такие же открытые широко раскинувшиеся лестницы с западной стороны, "круглая пластика" столбов галереи, "горельеф" обработки нижних частей восьми внешних башен с полукруглыми в плане нишами и заполняющими их цилиндрами и гладкие, со слабым рельефом угловых лопаток и "вимпергов" стены четырех храмов-башен, высящихся над общим для всех частей здания карнизом, создают такой же постепенный переход от наиболее материального к наиболее легкому, как и в церкви в Коломен­ском. Сильные горизонтальные членения замедляют вертикаль­ный рост масс здания, но одновременно членят их дважды на убывающие кверху части.

Москва. Покровский собор на Рву - храм Василия Блаженного. Западный фасад

Тот же прием использовали зодчие и в средней башне, окру­жив ее внизу галереей-аркадой на круглых столбах и обработав стены высящегося над ним восьмерика треугольными в плане нишами, а углы - трехчетвертными рустованными колоннами. Следующий ярус - три высящихся один над другим яруса кокошников, несущих звездообразное в плане, снова увенчанное карнизом основание барабана, и, наконец, шатер с его ребрами, отмеченными слабо выступающими гуртами. Первоначально связь между шатром и нижележащим ярусом была еще боль­шей: восемь маленьких главок, венчавших верхние кокошники и стоявших во входящих углах звездообразного в плане яруса, возвышались над его карнизом, как бы прорывая его, и рисова­лись на фоне шатра.

Как и в Дьяковской церкви, зодчие Покровского собора противопоставляли стройным пропорциям его башен и обилию в них вертикальных линий и высоких треугольников горизонтальные членения - парапет террасы и карнизы, сочетая тем самым устремленность ввысь с монументальностью. А обилие и разнообразие декоративных деталей придавали внешнему облику зда­ния праздничный характер. Сложной формы красно-белый цоколь, разнообразные по форме карнизы и ниши, многочисленные (до 200) кокошники, размещенные один за другим и впере­бежку, и, наконец, фигурные главы (показанные уже на рисунке 1610 г., на сигизмундовском плане Москвы) способствовали этому.

Однако повторением очертаний конструктивных форм и декоративных деталей зодчие сумели внести целостность в это разнообразие. Повторяются полукружия арок под гульбищем и крыльцами, завершений ниш на фасадах угольных церквей и многочисленных кокошников. Так же точно треугольный силуэт шатра повторяется в стрелах-вимпергах на восьмериках церквей-башен и в треугольных контрфорсах в основании барабанов глав трех из них, а также во фронтончиках галереи, окружаю­щей основание средней башни, и в завершенных плоских и тре­угольных в плане ниш на ее стенах. Повторяется и луковичная форма глав, как увенчивающих отдельные церкви, так и не со­хранившихся 12 малых глав в основании шатра и вокруг бара­бана западной церкви.

Выполнение большинства рельефных деталей Покровского собора в кирпиче подчиняет их модулю этого строительного ма­териала, хотя здесь применение кирпича двух размеров, "боль­шой и малой руки", делает это подчинение не столь ощутимым, как в постройках, возведенных из кирпича одного размера. При­менение кирпича сказалось и на цветовой гамме фасадов этого здания. Они были расписаны по известковой затирке, но роспись изображала кирпичную кладку и своим колоритом усиливала впечатление монументальности, чему противопоставлялась по­белка рельефных деталей. Первоначальная одноцветность глав, покрытых луженым железом или вызолоченных, соответствовала такой цветовой гамме, в которую некоторое разнообразие вно­сили лишь керамические украшения граней шатра, покрытые синей или зеленой с желтым поливой.

При строгой организованности плана собора, где составляю­щие его церкви образуют восьмиконечную звезду, в нем нет су­хой геометричности.

Главная церковь сдвинута к западу с поперечной оси; это было вызвано необходимостью устройства в ней большого, пригодного для соборных богослужений алтаря, но в то же время способствовало большому объединению здания собора с Кремлем. Известную живописность во внешний облик здания вносят и разные размеры глав западных и восточных угловых церквей, и различная обработка глав, и разная форма карнизов церквей-башен и их барабанов, а также положение этих карнизов не совсем на одном уровне. Объемная композиция здания, в кото­рой господствует наиболее высокая средняя башня, четыре мень­шие башни расположены по странам света, а четыре наименее высоких храма заполняют углы, наиболее соответствует место­положению собора на открытом со всех сторон месте, требующем равноценности всех фасадов.

To же можно сказать и о церкви в Дьякове, и об одиночных церквах-башнях, особенно тех, где не было алтарных апсид (церкви в Коломенском, Переславле-Залесском и Городне). Здесь фасады были не только равноценными, но и одинаковыми (если не принимать во внимание галерей и крылец первых двух и позднейших пристроек последней). Если строители русских каменных храмов третьей четверти XV-XVI вв. развивали в основном достижения русской каменной культовой архитектуры предшествовавшего времени и заимствовали у деревянных церквей лишь башнеобразный характер и шатровые верха для немногих своих построек, то по-иному обстояло дело в гражданской архитектуре. Планировка, этажность, распределение помещений по этажам, наружные крыльца, трактовка крупных зданий в виде труппы объемов, связанных между собой переходами, - все это сначала появилось в дереве как в наиболее распространенном строительном материале, а затем в силу своего соответствия бы­товому укладу заказчиков перешло и в каменные постройки.

Москва. Грановитая палата. Разрез

Москва. Грановитая палата. План

Подклет и основной этаж, трехчастная композиция со средними сенями, самостоятельными крышами над каждой частью и башней-повалушей встречались и в каменных постройках, судя по схематичному изображению палат Ховрина (1485) на так называемом годуновском плане Московского Кремля. Дворцы великих князей и в камне состояли из отдельных зданий, связанных между собой переходами на уровне пола основного этажа, но эти переходы имели вид открытых террас, чего, как и открытых наружных лестниц, не могло быть в дереве.

Москва. Грановитая палата. Главный фасад

Итальянские зодчие, строившие каменные палаты дворца, постепенно сменявшие предшествовавшие деревянные постройки, внесли свое главным образом в декоративное убранство фасадов, одевая в итальянские одежды русские по композиции здания. При этом нужно отметить, что на Руси работали представители как раннего Возрождения (Алевиз Новый), так и поздней го­тики, каким был, судя по его миланским постройкам, Пьетро-Антонио Солари, построивший совместно с Марком Фрязином в 1487-1491 гг. тронную Грановитую палату в Московском Кремле. Квадратные в плане, стоящие на подклете помещения, покрытые четырьмя крестовыми сводами, опирающимися на стены и средний столб, русская архитектура знала и раньше (Евфимьева палата в Новгороде, 1433, трапезная палата Троице-Сергиева монастыря, 1469), но новыми для нее были мелкий "бриллиантовый" руст, покрывавший фасад Грановитой палаты со стороны Соборной площади, парные готические окна с трех­лопастными стрельчатыми арками и средней колонкой, угловые колонки-жгуты и высокий с малым выносом трехчастный кар­низ-антаблемент.

Бриллиантовый руст не получил развития в русской архи­тектуре, переходившей в это время на строительство из кирпича, да и рельеф его был маловыразителен под северным небом. Не получили развития и парные окна с тонкой колонкой, и угловые колонки, и лишь плоские и высокие карнизы-антаблементы получили распространение в силу их соответствия свойствам кирпича и благодаря их сходству с применявшимися в более ранней русской архитектуре широкими полосами узорной кладки, укра­шавшими стены под свесами крыш. Впрочем, не исключена воз­можность и того, что такие карнизы были переработаны на кирпичный лад русскими мастерами, работавшими совместно с итальянцами. Южный фасад Ответной палаты того же Крем­левского дворца, построенный в одни годы с Грановитой палатой Алевизом из Каркано, показан на чертеже Д. Ухтомского (середина XVIII в.) с ренессансными треугольными фронтончиками над окнами нижнего этажа, плоским (стоячий поребрик?) меж­дуэтажным пояском и высоким с малым выносом венчанием второго этажа, включавшим, видимо, два ряда узорных терра­котовых плиток и ряд маленьких столбиков, несших подобия арочек. Все это напоминает детали поясов узорной кирпичной с терракотовыми вставками кладки русских построек того же времени, навеянные, вероятно, некоторыми деталями несохранив­шихся кирпичных построек XII - начала XIII в. во Владимир­ском княжестве. В XV в. такие детали, как ряды терракотовых плиток со стилизованным растительным орнаментом и с ри­сунком "поребрика", а также терракотовые столбики с бусиной посередине, несущие ложные, образованные напуском кирпича подобия арочек, были применены в соборах Спасо-Каменного, Кириллова и Ферапонтова белозерских монастырей и в кирпич­ной палате дворца в Угличе.

Кириллов. Кириллово-Белозерский монастырь. Котельная башня. Фасад

Квадратное в плане трехэтажное здание угличского дворца покрыто на восемь скатов с завершением каждого фасада тре­угольным щипцом. Гладкие, нерасчлененные стены не имеют в нижнем этаже никакого убранства. Окна второго, главного, этажа украшены полукруглыми бровками с горизонтальными заплечиками внизу, сливающимися на западном и южном фа­садах и имеющими такой же профиль, как в новгородских церк­вах XIV-XV вв. Зато поля щипцов сплошь заполнены узорной кирпичной кладкой с неизвестными Новгороду терракотовыми вставками и маленькими нишами, перекрытыми напуском кир­пича.

Кириллов. Кириллово-Белозерский монастырь. Котельная башня. Разрез

Кириллов. Кириллово-Белозерский монастырь. Котельная башня. План

Контраст между гладкими стенами и узорной кладкой их верхних частей был главным средством, которым зодчий придал внешнему облику здания приветливый характер, подчеркивав­шийся в свое время деревянным висячим крыльцом, огибавшим северо-западный угол, и побелкой фасадов (о которой говорят остатки белого ангоба на терракотовых плитках и балясинах). О том, что такой контраст был основным методом решения худо­жественных задач, стоявших перед русскими зодчими XVI в. при постройке жилых зданий, свидетельствуют другие постройки такого рода с гладкими стенами, необработанными, либо обве­денными уступом-четвертью или прямоугольной впадиной для ставней окнами и широкой полосой узорной кладки наверху.

Узорная кладка была или углубленной, или выпуклой. Углубленная состояла из лежачего и стоячего поребрика, бегунца, прямоугольных углублений и ниш со ступенчатым вер­хом, сильно разнившихся по размерам. Такие полосы можно видеть в архиепископских палатах в Ростове и в старых настоя­тельских кельях в Борисоглебском монастыре близ Ростова. В двухэтажных же кельях московского Чудова монастыря можно было видеть узорную полосу из выпуклых элементов, выполненных из простого и фасонного кирпича и превращавших эту полосу в подобие высокого, слабо выступающего карниза, поддерживавшего свес крыши. Подобны этому и более простые карнизы келий Соловецкого монастыря, относящиеся уже к пер­вой половине XVII в. Самый нарядный из них, украшающий не жилое здание, а водяную мельницу, показывает, с каким внима­нием отнесся к нему зодчий, сделав его наиболее развитым на западном, открытом солнцу фасаде, убрав наиболее рельефную деталь - балясины - на восточном фасаде, закрытом галереей, и лишив карниз его нижней части - городков - на южном фасаде, где карниз идет наклонно вдоль скатов крыши.

Похожи на фасады келий также и фасады монастырских трапезных XVI в., которые зодчие старались делать более скром­ными, видимо из опасения, чтобы эти большие здания не спо­рили с главными сооружениями монастырей - соборами, близ которых они располагались. Пропорции трапезных с преоблада­нием ширины и длины над высотой, гладкие стены с незначи­тельным числом и рельефом членений, необработанные или почти не обработанные окна и скромная полоса узорной углуб­ленной кладки (в Пафнутьевом боровском монастыре, 1511 г.), или терракотовых "красных изразцов" (в московском Андро­никовом монастыре, 1504-1506 гг.), или такой же скромный карниз с сухариками из двух поставленных на ребро один над другим кирпичей (в Борисоглебском монастыре близ Ростова, 1520-е гг., в Ферапонтово-Белозерском монастыре, 1531 г., в яро­славском Спасском монастыре 1550-е гг.) создают типичный для этих зданий скромный и строгий облик, оживляемый лишь указанными деталями, а иногда и другими приемами.

Москва. Башни и стены Китай-города, 1534-1538 гг., зодчий Петрок Малый. 1 - многогранная башня, план; 2 - разрез стены; 3 - Варварские ворота, план

Вертикальные членения обычно имели вид простых лопаток и отмечали углы и середину каждого фасада против централь­ного столпа, на который опирались четыре крестовых или цилиндрических с распалубками свода над главным помещением. Лишь в редких случаях лопатки размещались чаще, как в тра­пезной Макариева Калязинского монастыря, 1525-1530 гг., и еще реже лопатки украшались квадратными и пятиугольными впадинами, образовывавшими и горизонтальные пояса (в Духовом монастыре в Новгороде, 1557 г.).

Тула. Кремль, 1514-1521 гг. Одоевские ворота. Фасад

Тула. Кремль, 1514-1521 гг. Одоевские ворота. План

При постройке новых и перестройке старых крепостей в конце XV-XVI в. преследовались не только оборонительные цели, но и желание придать им более представительный и торжествен­ный вид. При этом нередко практические и художественные за­дачи решались одновременно при помощи большей высоты стен, наклона их цоколя, устройства навесных бойниц в башнях (а иногда и в стенах, как в московском Китай-городе, 1534- 1538 гг.). То же следует сказать и о выдвинутых вперед перед проездными башнями дополнительных укреплениях - "отводных стрельницах". Но для более успешного решения художествен­ных задач применялись и декоративные детали вроде двугорбых, в виде "ласточкина хвоста", верхушек зубцов, принесенных итальянскими зодчими, валиков над цоколем, в основании навесных бойниц и возле пят их арочек.

Тула. Кремль, 1514-1521 гг. Ивановская башня. Фасад

Тула. Кремль, 1514-1521 гг. Ивановская башня. План

Иногда эти валики превращались в тяги со сложной профи­лировкой (Коломна, 1525-1531 гг.), а навесные бойницы полу­чали вид арочного пояса на консолях (там же) или аркады, вы­несенной на консолях (Тула, Одоевские ворота, 1514-1521 гг.), а сами консоли делались из трех выступавших один над дру­гим камней, образовывавших зубчатый профиль (там же, на круглых башнях). Вообще же русские зодчие при постройке крепостей, как и в других своих сооружениях, умели находить выразительные средства, свойственные применяемым строитель­ным материалам. В стенах Соловецкого монастыря (1584- 1595 гг., мастер Трифон), сложенных из больших, до 5-6 м в длину, валунов, не было никаких декоративных элементов, и самый строительный материал и расширение стен и башен книзу создают впечатление несокрушимой мощи. В кирпичных стенах "старого города" в Кириллово-Белозерском монастыре на фасадах башен появляются дорожки углубленной узорной кладки, превращающиеся на внутренних фасадах в широкие пояса, делающие эти "свои" фасады не строгими, как наруж­ные, а живописными и нарядными (Котельная башня).

Смоленск. Крепостные стены. 1595-1602 гг. Зодчий Федор Конь

Мастер Федор Конь, построивший в 1596-1602 гг. крепост­ные стены в Смоленске, также наделил их декоративным уб­ранством. Это были валики цоколя и навесных бойниц, налич­ники бойниц подошвенного и среднего боя, имевшие вид профи­лированной кирпичной рамки с таким же треугольным фрон­тончиком, обработка ворот архивольтом, пилястрами и антабле­ментом с киотом для фрески над ним и обработка углов квад­ратных башен лопатками, перехваченными на нескольких уров­нях профилированными горизонтальными тягами. Цвет делал более заметными рельефные детали: обнаженный кирпич налич­ников бойниц рисовался на фоне белокаменного цоколя и выбе­ленных известью стен; полоски обнаженной кирпичной кладки были оставлены также между цоколем и венчающим его вали­ком, под валиками в основании навесных бойниц и под горизон­тальными тягами на угловых лопатках некоторых башен.

Коломия, Московская обл. Кремль, 1525-1531 гг. Маринкина башня. Фасад, разрез, план